«Пиявка» наносит удар

---

Владимир Щербаков (фото из архива автора)

Идея приспособить под носитель водолазов-разведчиков или диверсантов торпеду возникла достаточно давно, возраст этого «рационализаторского предложения» насчитывает уже почти столетие, а принадлежит оно признанным асам в вопросах подводной диверсионной войны — итальянцам.

Частная инициатива

Впрочем, в 1915 году — а именно тогда впервые официально задокументирована идея переоборудования стандартной торпеды в носитель диверсантов — не было еще ни 10-й флотилии MAS, никто не слышал о Юнио Валерио Боргезе, будущем «Черном князе». Но именно в июне того года один из инженеров-механиков итальянского лидера «Алессандро Поэрио», по имени Луиджи Мартигнони, предложил своему непосредственному начальнику, Рафаэлю Россетти, майору инженерной службы флота (в итальянском флоте офицеры инженерных специальностей носили армейские звания), изучить возможность переоборудования стандартной торпеды, использовавшейся в ВМС Италии, в управляемый носитель, на котором можно было бы проникнуть в хорошо охраняемую военно-морскую базу австро-венгерского флота.

Россетти идея понравилась, но только через три месяца он оформил ее на бумаге и подал уже своему непосредственному начальнику, полковнику инженерной службы Джованни Скальпи. Тот, однако, отнесся к предложению без особого энтузиазма, но пообещал не препятствовать «частной технической инициативе» Россетти, и тот может «двинуть» свою идею дальше по команде. Что Россетти и сделал незамедлительно, направив 24 сентября 1915 года служебную записку на имя командующего военно-морским округом Специя вице-адмиралу Альберто де Боно, который, к большому огорчению Россетти, оказался таким же скептиком, но все же предложил «обсудить идею» с начальником центра испытаний торпедного оружия в Специи капитано ди корвети Гвидо Кавалацци (воинское звание соответствует российскому званию «капитан 3 ранга»). Но и тот отнесся к предложению «оседлать торпеду» более чем прохладно, и ее автору пришлось 3 ноября вновь прибыть на аудиенцию к вице-адмиралу А. де Боно — но на этот раз он принес уже детально проработанный проект двухместного торпедообразного носителя боевых пловцов и диверсионных мин, предназначенных для установки на днища вражеских кораблей. В качестве же базы для создания нового аппарата, имевшего расчетную дальность действия до 30 миль, Россетти предлагал использовать стандартную 14-дюймовую (355,6-мм) торпеду В57, еще состоявшую тогда на вооружении итальянских ВМС. Торпеда эта была старого образца и заменялась на более новую А63 с дальностью хода до 6000 м, поэтому запасов торпед для «экспериментов» Россетти было предостаточно. Тем не менее адмирал посчитал проект Россетти «слишком оптимистичным» и отклонил его, то же сделал и сменивший де Боно на посту начальника военно-морского округа в начале 1916 года вице-адмирал Леон Вайале.

Тогда Россетти решился на отчаянный шаг — приступил к реализации своего проекта втайне от командования, на свой страх и риск, для чего в мае 1916 года, будучи представителем ВМС на судоверфи «Sestri Levante» (Генуя), он попросту, как пишут зарубежные военно-морские историки, «внаглую украл» две торпеды В57 и по подложным документам переправил их в укромное место. Сам же Россетти в мае 1917 года перевелся в Специю, в штат управления, занимавшегося испытаниями различных корабельных систем и вооружения, доставил на расположенную рядом базу подводных лодок обе торпеды и уже здесь приступил к более активной работе над своим проектом группового подводного носителя.

Позднее, как указывают ряд зарубежных исследователей, он даже сумел договориться с командиром соседней авиабазы и получил в свое распоряжение относительно просторный ангар, где он смог работать над своим «аппаратом», не боясь посторонних глаз — ведь, по большому счету, деятельность Россетти, особенно кража торпед, по законам военного времени, даже с поправкой на разудалую веселость итальянцев, вела если уж не на плаху, то в тюрьму — это точно.

Наконец 18 января 1918 года Россетти провел первое испытание своего «чудо-оружия», а 24 января и 27 февраля повторил опыты, экспериментируя с различными типами гребных винтов и водолазным снаряжением «водителей», а также получив опытным путем необходимый при реализации различных сценариев боевого применения транспортировщика запас баллонов со сжатым воздухом (давление 130–150 атмосфер), при помощи которого приводился в действие движитель аппарата.

После очередного испытания, 9 марта 1918 года, Россетти решил, что «человекоуправляемая торпеда-носитель», как он ее назвал, готова к показу высокому начальству и, при его одобрении, к последующему применению по назначению, для совершения диверсионной акции в главной военно-морской базе (ГВМБ) австро-венгерского флота Пола.

«Миньятта» (также иногда «Мигнатта»), или в переводе с итальянского «Пиявка» — так был назван носитель легководолазов-диверсантов, созданный Россетти на базе 14-дюймовой торпеды В57, но с измененным движителем — гребным винтом большего, чем на стандартной торпеде, диаметра (450 мм). Длина носителя составляла 8,3 метра, диаметр основной секции — 600 мм, скорость хода — до двух узлов (примерно 3,7 км/час). Управление по курсу осуществлялось «вручную» — пловцы должны были, работая руками и ногами, словно веслами на шлюпке, выставлять их, способствуя развороту «Пиявки» в нужную сторону. Интересно, что в итальянском языке на военном жаргоне «миньятта» называют и диверсионные магнитные мины. Ряд итальянских историков утверждают, что Россетти потому и дал название «Пиявка» своему аппарату, что главным его оружием были «пиявки», то есть магнитные мины.

Два диверсанта располагались на торпеде-носителе сверху, они должны были находиться в водолазных костюмах, но без масок — их головы должны были быть выше уровня воды. Вооружение — две 170-кг мины, предположительно — с магнитными присосками. Точные сведения о том, что же представляли собой эти мины, отсутствуют. Например, в ряде источников утверждается, что «мины» были всего лишь металлическими емкостями, заполненными взрывчатым веществом и снабженные взрывателем с часовым механизмом, рассчитанным максимум на 6 часов. Россетти даже рассматривал вариант «подводной мины, подвешиваемой под днищем корабля на 12-футовом лине». В кормовой секции «Пиявки» располагался механизм самоликвидации.

Россетти открывает карты

Именно «Пиявку» и предложил Россетти, как уже упоминалось, использовать для прорыва на внутренний рейд ГВМБ Пола, где к концу войны были сосредоточены самые крупные корабли австро-венгерского флота.

Согласно замыслу отважного итальянского офицера, торпедный катер должен был отбуксировать «Миньятту» как можно ближе к входу в гавань Полы, поскольку носитель имел дальность хода всего около 10 миль и автономность не более 5 часов, после чего диверсанты бы погрузились на него и своим ходом предприняли бы попытку проникнуть внутрь базы. После установки мин на днище вражеского корабля или, если возникнет благоприятная ситуация, даже двух кораблей, диверсанты должны были уйти в район эвакуации, где их и подобрали бы свои катера.

Настала пора открыть карты.

Россетти направляет вышестоящему командованию служебную записку с описанием конструкции и возможностей нового образца специального военно-морского вооружения, а также всех действий, предпринятых им и несколькими его единомышленниками по данному проекту за последние два года. «Воровство» торпед не могло не вызвать у командования негативных эмоций, но в целом идея показалась заслуживающей внимания, и изобретатель «Пиявки» был вызван на 1 апреля 1918 года к командующему ВМС Италии и одновременно командующему флотом ВМС Италии вице-адмиралу графу Паоло Эмилио Таону ди Ревелю. Результатом аудиенции стало одобрение проекта Россетти и перевод последнего в Венецию, куда тот и прибыл уже 5 апреля, в распоряжение капитано ди васцелло (капитан 1 ранга) Констанцо Циано.

В гарнизоне к тому времени сформировалась группа офицеров-единомышленников, работавших в этом же направлении, в результате чего был создан так называемый «ползающий катер», который оборудовался гусеницами и предназначался для доставки подрывного заряда к борту вражеского корабля. Гусеницы при этом должны были облегчить преодоление боно-сетевых заграждений. Однако попытки применения катеров постоянно срывались, а первый все же состоявшийся боевой поход одного из катеров, «Грилло», под командой лейтенанта Марио Пеллегрини, с задачей атаковать в ночь с 13 на 14 мая 1918 года корабли австро-венгерского флота в гавани Полы завершился оглушительным провалом: катер был обнаружен во время преодоления заграждения и уничтожен огнем с берега, а его экипаж — лейтенант Марио Пеллегрини, старшина Антонио Милани и матросы Джузеппе Коррас и Франческо Ангелино — был взят в плен, где и оставался до окончания Первой мировой войны. Катер же австро-венгерские моряки подняли, тщательно исследовали, а затем разобрали на металл.

Назад — в Специю

Негативное воздействие неудачи Пеллегрини на боевой дух офицеров флота оказалось настолько опасным, что Россетти, во избежание провала — по его словам — всей миссии, решил вернуться в Специю, объяснив это также и «излишней близостью Венеции к фронту», что-де могло помочь врагу раскрыть детали секретной программы.

В Специи под руководством Россетти был разработан облегченный вариант водолазного снаряжения, а 31 мая Россетти вывел свою «Пиявку» на финальные испытания — она выполнила «забег» на 8 км, показав достаточно хорошие результаты.

Напарником Россетти стал молодой флотский врач, лейтенант Рафаэль Паолюччи, будущее медицинское светило мирового значения. Еще в феврале 1918 года он предложил себя в роли добровольца для участия в диверсионном рейде на Полу с целью подрыва одного из находившихся там линейных кораблей типа «Радецкий», которые также иногда классифицируют как броненосцы. Итальянские адмиралы уже неоднократно предпринимали попытки прорваться в базу и нанести серьезный урон австро-венгерскому флоту, но все операции либо не доводились до практической реализации, либо же срывались — по причине огромного количества препятствий и различных средств обороны у входа в базу. Так, например, на подходе к базе располагались ряд фортов с восемью скорострельными орудиями, а расположенный перед входом в гавань волнолом, имевший проходную часть всего 500 метров, со стороны моря прикрывали два противолодочных боно-сетевых заграждения и три ряда противоторпедных сетей, а также несколько рядов заграждений из толстых бревен, которые соединялись цепями и стальными канатами, запутанными над и под водой. Кроме того, по гавани постоянно сновали вооруженные шлюпки, а на берегу были установлены многочисленные прожекторы и артиллерийские батареи.

Поэтому-то Паолюччи и решил проникнуть в базу в одиночку — там, где охрана могла обнаружить катер или подлодку, она вполне могла пропустить одного пловца. Изучив подробно лоцию района ВМБ Пола, он пришел к заключению, что если катер доставит его как можно ближе к входу в базу, оттуда ему надо будет самостоятельно проплыть оставшееся расстояние — не более чем 2–3 км — вместе со специальной миной предложенной им же конструкции и прикрепить ее к кораблю. Мина представляла собой торпедообразную болванку примерно в метр длиной и диаметром около 5 см, поддерживавшуюся на поверхности воды при помощи двух надувных баллонов и снабженную зарядом ВВ (TNT) массой 220 фунтов (около 99,8 кг). Мина снабжалась часовым механизмом подрыва.

«Затем я вернусь обратно тем же путем, — вспоминал позднее свои «уговоры» начальства Паолюччи, — преодолею опять все заграждения и уже снаружи буду ожидать результатов взрыва. Когда это произойдет, я поплыву дальше в открытое море и, повернувшись спиной к противнику, включу маленький электрический фонарик, чтобы показать ожидающему меня катеру, где я нахожусь».

В течение нескольких месяцев лейтенант-медик, действуя сугубо по собственной инициативе, готовился к миссии, устраивая по ночам заплывы в гавани Венеции, и в конце концов добился того, что мог без остановки преодолевать расстояние в 5 миль, то есть в 3–4 раза большее, чем требовалось по плану. В качестве имитатора мины он использовал в заплывах емкость с водой массой 300 фунтов (около 136 кг). В мае 1918 года Паолюччи доложил о своем плане непосредственному начальнику, и тот посоветовал продолжать тренировки. А в июле лейтенант познакомился со своим тезкой — Рафаэлем Россетти, который тем временем пытался «приручить» свою «Пиявку».

Правда, первый выход в море на аппарате своего старшего товарища cтал для Паолюччи неудачей — аппарат перевернулся, водитель оказался в «погруженном» состоянии и едва не захлебнулся. Россетти чудом спас оказавшийся рядом буксир, команда которого завела трос на «торпеду-носитель» и вытащила ее вместе с лейтенантом Р. Паолюччи из воды. Фактически «Миньятта» была еще недоработана, но Констанцо Циано, назначенный к тому времени руководителем «операции по атаке ВМБ Пола», требовал немедленного проведения диверсионного рейда против базы австро-венгерского флота. Он же, кстати, свел обоих офицеров-энтузиастов в одну команду: «Паолюччи, заканчивай свои ночные заплывы и решай проблему вместе с Россетти, а ты, Россетти, прекращай свои одиночные походы и объединяйся с Паолюччи. Все, вот у нас и организована команда!»

Наконец командование итальянского флота, потеряв терпение, приказало «атаковать Полу вне зависимости от степени готовности аппарата» в первую же подходящую ночь ноября. К этому времени Россетти уже располагал двумя «Пиявками», которым были присвоены номера S-1 и S-2, и, получив приказ вернуться в Венецию, он уже 25 октября 1918 года провел последнее, зачетное, испытание — добровольцы вышли на «Миньятте» из гавани флотского арсенала и успешно «атаковали» корабль, стоявший на якоре в Большом венецианском канале напротив собора Санта-Мария делла Салюте. Наступал решающий момент…

Идем на Полу!

31 октября 1918 года под покровом темноты и таким же покрывалом секретности из Венеции курсом на военно-морскую базу Пола вышли оснащенный двумя 5-сильными электродвигателями бесшумного хода торпедный катер MAS 95 типа «А» и миноносец 65 PN типа «PN», несший на палубе «торпеду-носитель» S-2. Операцией командовал сам капитано ди васцелло Констанцо Циано.

Недалеко от островов Бриуны (также иногда Бриюны, ныне принадлежат Хорватии) итальянцы спустили «Пиявку» на воду, ТКА MAS 95 взял ее на буксир и доставил на расстояние около 1000 метров от заградительных сооружений, барражируя у входа в гавань Полы, а в 22 часа 13 минут (по другим данным — в 22 часа 20 минут) торпеда-носитель S-2 достигла первой линии обороны противника. Причем надо отметить, что защитные сооружения при входе в Полу после попытки проникновения катера «Грилло» были существенно усилены, среди прочего — уложенные в защитные барьеры бревна снабдили длинными стальными шипами, чтобы сделать невозможным их форсирование при помощи гусениц, добавили еще три сетевых заграждения, а мористее боновых заграждений поставили противолодочные мины.

Торпедный катер MAS 96, однотипный MAS 95, доставил вечером 31 октября «Пиявку» с Россетти и Паолюччи ко входу в гавань Полы.

В целом, однако, обстановка благоприятствовала итальянцам. Во-первых, погода была «настоящая диверсионная» — темная, безлунная ночь и моросящий дождь. А во-вторых, еще 30 октября император Австро-Венгерской империи Карл I отказался от дальнейшего руководства вооруженными силами разваливающегося государства и передал военно-морские силы под контроль Югославского комитета, который вступил во владение крепостью Пола и кораблями, а в 16 часов 45 минут следующего дня адмирал Миклош Хорти покинул борт флагманского корабля, линкора «Вирибус Унитис», сложив с себя полномочия командующего австро-венгерским флотом, и вечером имперский флаг был спущен на корабле в последний раз. В командование флотом и базой вступил линиеншифскапитан (капитан 1 ранга) Янко Вукович де Подкапельски, хорват по национальности. Причем вместе с адмиралом Хорти корабли покинула большая часть офицеров немецкого, венгерского и австрийского происхождения, на кораблях остались преимущественно нижние чины, что тут же отразилось — не в лучшую сторону — на характере несения вахтенной и дозорной службы. Да и вообще — моряки уже начали праздновать наступление долгожданного мира. Тут-то и подоспели Россетти и Паолюччи, которые, как утверждают итальянские историки, «ничего не знали о смене командования и начале переговоров о мире» (было бы удивительно, если бы итальянцы признали, что, несмотря на начало переговоров о мире, они атаковали и потопили корабль, принадлежащий уже не их противнику, а фактически новому государству).

Дойдя до первого защитного барьера, Россетти и Паолюччи обнаружили, что он состоит из «множества пустых металлических цилиндров длиной три ярда каждый, соединенных между собой тяжелыми металлическими тросами». Немного выждав, моряки соскользнули в воду и затем стали перетаскивать «Пиявку» через тросы, опасаясь, как бы звук скребущейся о сталь «торпеды-носителя» не привлек внимание противника.

«Как только мы миновали барьер, — писал позже Паолюччи в своей статье «Судьба “Вирибуса Унитиса”», опубликованной в 1919 году в № 105 нью-йоркского издания «The Fortnightly Review», — я почувствовал прикосновение к своей руке. Обернувшись, я увидел, что Россетти указывает в сторону — там виднелся темный силуэт, идущий прямо на нас». Это была вражеская подводная лодка, шедшая без огней в позиционном положении. Через несколько мгновений субмарина миновала диверсантов и ушла в Адриатическое море. Тогда Россетти запустил двигатель и направил «Пиявку» в сторону волнолома у самого входа на внутренний рейд базы. Пока Россетти удерживал аппарат в его тени, Паолюччи проплыл немного вперед, чтобы высмотреть наиболее удобный путь дальше. Однако его ждал весьма неприятный сюрприз — дальше за волноломом оказались ворота, сделанные из тяжелых бревен, сбитых длинными стальными гвоздями. Паолюччи доложил о находке Россетти, но тот решил идти дальше, пользуясь приливом. Вскоре прилив сменился отливом, и диверсантам теперь пришлось прилагать больше усилий, вдобавок еще пошел холодный дождь с градом вперемежку. Наконец итальянцам удалось перетащить «Миньятту» и через новое препятствие, теперь уже последнее. На часах тем временем уже был второй час ночи, так что, проведя в воде несколько часов, диверсанты смогли дойти только до дежурного австрийского корабля, показавшегося сразу же воротами.

Но чуть дальше Россетти и Паолюччи ждало еще одно испытание: они обнаружили натянутые поперек канала сети с укрепленными на них взрывными зарядами — для того, чтобы воспрепятствовать прорыву в гавань вражеских субмарин. Впрочем, упорные итальянцы успешно преодолели и эту преграду. Время подошло к трем часам ночи, но теперь между диверсантами и бронированными гигантами противника оставалось практически чистое водное пространство, изредка пересекаемое лучами прожекторов.

Наконец пройдя меж двух колонн хорошо освещенных кораблей, итальянцы в 4 часа 30 минут (по другим данным — в 4 часа 50 минут) подошли к левому борту линкора «Вирибус Унитис». Самый крупный боевой корабль стоял ближе всех к берегу, но, почти достигнув его, Россетти и Паолюччи совершенно неожиданно стали тонуть. Оказалось, что из-за отказавшего носового воздушного клапана внутрь аппарата стала поступать забортная вода. Пришлось поддерживать плавучесть «Пиявки», подтравливая сжатый воздух из баллонов, так что его уже могло не хватить на обратную дорогу. Устранив неисправность, диверсанты укрылись в тени линкора и передохнули несколько минут. «Из всех наших неприятностей эта была самой серьезной», — вспоминал впоследствии Паолюччи.

Затем Россетти заметил приготовленную к спуску шлюпку и обошел корабль с другого борта, потом прикрепил к его днищу мину — в районе носовых 4-го и 5-го 150-мм орудий, установив часовой механизм взрывателя на 6 часов 30 минут, а затем вернулся к «Пиявке», намереваясь покинуть базу. Однако их действия послужили причиной достаточно сильного шума, верхняя вахта обнаружила диверсантов. Было 5 часов 15 минут утра, на «Вирибусе Унитисе» сыграли побудку, и экипажу представилась интересная картина — в свете прожекторов в воде ясно виднелись два водолаза и какой-то странный продолговатый предмет. Скрыться диверсантам не помог даже самодельный камуфляж, с помощью которого они пытались замаскироваться под плавучие кусты и кучу листьев.

Заметив подходящую к ним отправленную с линкора шлюпку, Россетти и Паолюччи установили таймер на второй мине, соскользнули в воду, толкнув свою «торпеду», и стали ждать, когда их возьмут в плен.

Спасайся кто может!

Обоих итальянцев вытащили из воды и доставили на борт заминированного ими «Вирибуса Унитиса». Там Россетти и Паолюччи, которых встретили достаточно дружелюбно — почти как друзей, узнали о смене власти в Поле. Диверсанты, доставленные «на ковер» командиру линкора и командующему флотом Янко Вуковичу де Подкапельски, вначале выдали себя за потерпевших крушение летчиков итальянского разведывательного самолета (это в громоздких-то водолазных костюмах!), но затем, поняв, что могут взлететь на воздух от взрыва своей же мины, сообщили, что они в действительности — сброшенные с самолета диверсанты и что им удалось заминировать «Вирибус Унитис». Правда, Россетти не стал особо распространяться на тот счет, как конкретно он заминировал корабль. Но опешившим от неожиданности морякам «Вирибуса Унитиса» этого было вполне достаточно — де Подкапельски тут же скомандовал: «Команда “Вирибуса Унитиса”, спасайтесь! Итальянцы установили на корабль бомбы!».

Итальянцы, долго не раздумывая и испросив разрешения де Подкапельски, тоже прыгнули за борт. Позже их подобрала шлюпка, спущенная с однотипного линкора «Тегетгоф». Однако взрыва в намеченное время не произошло, и продрогших диверсантов вернули обратно на «Вирибус Унитис», искупавшийся экипаж которого встретил Россетти и Паолюччи уже не так добродушно. Да и сам адмирал Янко Вукович де Подкапельски был отнюдь не в восторге от осеннего купания ранним утром. В гневе с итальянцев сорвали знаки различия, а по некоторым данным — даже стащили униформу. Собравшиеся кричали, что итальянцы их обманули, другие требовали показать, где установлены мины, в общем — еще чуть-чуть, и могла вспыхнуть искра самосуда. Тем временем вокруг линкора продолжали кружить шлюпки с теми, кто прыгнул за борт, но пока еще не решил — то ли грести к берегу, спасаясь от взрыва, то ли не верить «итальяшкам» и возвращаться на борт линкора.

И тут, в 6 часов 44 минуты, под днищем бронированного гиганта грохнул взрыв, за кормой взметнулся огромный столб воды и окатил палубу корабля, который в считанные минуты получил крен 20 градусов на правый борт. Россетти и Паолюччи вновь попросили у Янко Вуковича де Подкапельски разрешения покинуть корабль, но тут кто-то предложил запереть диверсантов в трюме тонущего линкора, предоставив им возможность насладиться плодами своей работы, но адмирал приказал все же позволить им спастись. А еще через четверть часа «Вирибус Унитис» опрокинулся и затонул — сдетонировал погреб боезапаса 150-мм орудий.

А что же «Пиявка»? В суматохе все о ней позабыли, но она никуда не делась — течением и волнами ее прибило к борту парохода «Вена» водоизмещением около 7376 брутто-регистровых тонн, использовавшегося в качестве плавбазы соединения подводных лодок (но германских ВМС). Тут-то и сработала вторая мина, оставленная Россетти на торпеде-носителе. В результате взрыва судно затонуло, сев на ровный киль (по другим данным, пароход получил повреждения носовой части, но не затонул).

Золото на всех

Точное количество погибших в результате той диверсии не установлено до сих пор. Считается, что около 300–400 человек. Одно известно достоверно: Янко Вукович де Подкапельски свой корабль не пережил, итальянцы и многие другие точно видели, как он сначала находился на верхней палубе тонущего линкора, а затем — уже пытающегося плыть к берегу — его ударило по голове брусом, и он скрылся под водой. Таким образом, адмиралом и командующим югославским флотом он пробыл всего полсуток. А 10 дней спустя Германия согласилась принять условия предложенного Антантой перемирия, подписала соответствующий документ, и Первая мировая война закончилась.

Что касается офицеров Россетти и Паолюччи, то они вначале содержались на старом линкоре «Габсбург», в феврале 1918 года переклассифицированном в учебный корабль, а затем использовавшемся в Поле в качестве плавучей тюрьмы. Через некоторое время их перевели на линкор «Радецкий», где они и находились вплоть до своего освобождения 5 ноября 1918 года, после того как итальянские войска заняли Полу — по условиям подписанного перемирия, город отошел к Италии.

Буквально сразу же после освобождения полковник инженерной службы Россетти, представленный к этому званию еще 1 ноября 1918 года, и Паолюччи, которого за военные заслуги представили к званию капитана, были награждены Золотой медалью за военные заслуги, эту же награду получил и Констанцо Циано, официально руководивший операцией по атаке военно-морской базы Пола. Дополнительно был подписан специальный указ, по которому на эту троицу была выделена денежная премия в размере 1,3 млн. лир золотом. Однако Россетти перспектива делить премию с Циано искренне возмутила и после продолжительных дискуссий он все же добился, что деньги достались только ему и Паолюччи — по 650 тысяч лир золотом. Россетти и Паолюччи часть своей премии отдали вначале вдове Янко Вуковича де Подкапельски, а потом было решено распределить эти деньги между вдовами тех моряков, кто погиб во время взрыва «Вирибуса Унитиса». 16 ноября 1919 года Россетти ушел в запас, а Паолюччи посвятил себя в дальнейшем карьере медика.

В ряде зарубежных источников утверждается, что Россетти в последующей атаке на базу Пола использовал все же «Пиявку», сделанную не на базе итальянской торпеды В57, а на базе «выброшенной на берег немецкой торпеды». Такой вариант событий мог вполне иметь место, однако возникает вопрос: если «Пиявка» была в единственном экземпляре — сделана на базе подвернувшейся под руку немецкой торпеды — то что же сегодня за «Миньятта» стоит в итальянском военно-морском музее в Специи? Но если придерживаться версии о том, что Россетти до диверсионной акции в Поле успел на базе «позаимствованных» им торпед сделать два аппарата, то все встает на свои места: одна торпеда-носитель погибла во время рейда на Полу, а вторая попала в музей.

Спираль истории

В течение долгих 17 лет после окончания Первой мировой войны Италия жила в мире и наслаждалась плодами своих последних завоеваний. И вполне понятно, что в таких тепличных условиях никто, по большому счету, серьезно не занимался вопросами дальнейшего совершенствования созданного на базе обычной торпеды носителя боевых пловцов и диверсантов. Впрочем, не получили активного развития и идеи создания в составе итальянских ВМС подразделений военно-морского спецназа. Так продолжалось вплоть до 2 октября 1935 года, когда Муссолини отдал приказ о вторжении в Эфиопию. У итальянских адмиралов сразу же возник вопрос — как флот сможет противостоять мощи британских ВМС?

Как вспоминал позднее Юнио Валерио Боргезе, после длительного обсуждения «начала формироваться следующая идея: создать разрушительное оружие и применить его — внезапно и в нужный момент. Мы нуждались в новом, невиданном доселе оружии, которое можно было бы быстро производить и легко использовать по назначению, существенно ослабив противника в первые же дни войны. Это позволило бы нам уравнять шансы. Эффективность же такого оружия заключалась бы именно во внезапности его применения».

Нить истории совершила виток по спирали и вернулась к исходной точке. Вскоре появилась «Майале».

Сатья опубликована в журнале «Братишка» в январе 2010 г.
http://www.bratishka.ru/archiv/2010/1/2010_1_15.php