На этот раз инициатива исходила от нового французского главнокомандующего генерала Анри Филиппа Петена, того самого, кому предстояло “прославить” свое имя летом 1940 г. после разгрома Франции гитлеровским вермахтом, и тогдашнего военного министра Поля Пенлеве.
После провала очередного наступления на Западном фронте французы решили попытаться выбить из войны главную союзницу своего грозного германского противника. Решение было одобрено обоими премьерами, Рибо и Ллойд Джорджем, и даже лидером французских социалистов Альбером Тома. На переговорах, о которых правительство Германии было своевременно извещено австро-венгерским министром, начавшихся в Женеве в первых числах августа 1917 г., союзников представлял старший офицер французского генштаба граф Абель Арман, Монархию – граф Николаус Ревертера ди Саландра, высокопоставленный чиновник-пенсионер, находившийся тогда в Швейцарии. Условия Запада гласили: возрождение польского государства в границах 1772 г., что означало очевидное игнорирование интересов третьего члена Антанты, демократической России, восстановление суверенного королевства Бавария, вхождение обоих новых государств в орбиту влияния империи Габсбургов, передача Италии Трентино, а Монархии в качестве компенсации – Прусской Силезии, федерализация империи.
Ревертера согласно инструкции заявил, что не имеет полномочий вести переговоры о сепаратном мире, и попросил представить соображения Запада об условиях общего мира. Французский партнер был, по-видимому, готов к этому, так как ответ из Парижа поступил довольно быстро. 20 августа австрийскому эмиссару была вручена нота западных союзников, содержавшая следующие условия заключения общего мира: восстановление Бельгии, Сербии, Румынии в довоенных границах, Польши в границах 1772 г., предоставление Сербии порта на Адриатике, превращение Триеста в порто-франко, возвращение Франции Эльзаса-Лотарингии в границах 1814 г., нейтрализация левого берега Рейна, открытие Проливов, компенсация Германии за колонии, федерализация Монархии, аншлюс Польши к Монархии, ректификация границ. Помимо всего этого, западные союзники намекали на перспективу восстановления австрийской гегемонии в Германии, как это было до войны с Пруссией 1866 г.
Чернин отклонил эти предложения, а Карл, принявший в конце сентября в Хофбурге Ревертеру, несмотря на очевидную нереальность англо-французского проекта, высказал мнение о желательности “держать двери открытыми для дальнейших переговоров”.
Расхождения в позиции монарха и его министра стали еще более ощутимыми. Министр решительно не одобрял образ действий Карла, полагая, что “чересчур сильным подчеркиванием стремления к миру мы продлеваем войну”; чтобы сократить сроки войны и ускорить заключение мира, “мы должны подспудно оказывать сильнейшее давление на Германию, а вовне демонстрировать величайшую силу и уверенность в победе” .
В большой речи, произнесенной 2 октября 1917 г. в Будапеште, он заявил, что если Антанта “вынудит” (!?) Австро-Венгрию вести войну дальше, “мы пересмотрим нашу умеренную программу мира и потребуем компенсаций”.
23 октября министр изложил свою программу находившемуся проездом из Стамбула в Берлин Рихарду фон Кюльманну, новому статс-секретарю германского министерства иностранных дел, которого, как ему показалось, судя по отчету кайзеру, ему удалось убедить. Согласно проекту немцы должны будут оставить занятые ими во Франции территории, Бельгия не будет “изнасилована” ни в территориальном, ни в политическом отношениях, Курляндия и Литва получат автономию, отношения Германии с ними будут чисто коммерческими, Польша целиком отойдет к Австро-Венгрии, ректификация ее границ в пользу Германии будет минимальной и только с согласия Польши.
Чернин безмерно радовался своему успеху. Но радость была преждевременная. Во-первых, потому, что расчет на благосклонную реакцию Берлина был неоправданно оптимистичен, а во-вторых, в программе ничего не говорилось об Эльзасе и притязаниях Италии. Фактический, едва завуалированный отказ принять австрийскую программу мира последовал в начале декабря, в письме Вильгельма Карлу в годовщину смерти Франца Иосифа. Германский кайзер не только подтвердил германские притязания на Бельгию, но даже поставил под сомнение реализуемость польского проекта Чернина, несмотря на то, что автору письма были известны уже предпринятые шаги к его осуществлению: образование в Вене регентского совета Польского королевства и сделанное последним официальное предложение Карлу Габсбургу принять польскую корону.
К концу лета 1917 г. Чернин пришел к выводу, что Австро-Венгрия должна, наконец, принять окончательное решение: тащиться и дальше в хвосте у немцев, продолжая вести войну за цели, которые “нам неизвестны. Что означает, на мой взгляд, конец Монархии”, или расстаться с Германией и заключить сепаратный мир, “что так же невозможно, как и первый путь”. Сам Чернин предлагал Карлу третий вариант решения: пойти на уступки немцам в военном и финансовом вопросах, при условии, что “они приспосабливают свои военные цели к нашим” (речь шла о передаче Австро-Венгрии всей Польши!). В противном случае император-король должен искать себе другого советника. Мнения их полярно расходились в жизненно важном для Монархии вопросе о сепаратном мире: Карл искал в нем спасения Империи, а Чернин видел в нем шаг к пропасти. В разговоре с Тисой в ноябре 1917 г. сепаратный мир он уподобил самоубийству человека, который кончает с собой из страха перед смертью.
Налицо был явный отход министра иностранных дел от его первоначальной позиции, которая была направлена на проведение твердой линии в отношениях с германским союзником. Автор новейшей австрийской монографии причину этой принципиальной перемены усматривает в “наступлении Керенского”, а точнее в провале летнего русского наступления. До июня 1917 г. Чернин, пишет Раухенштайнер, “подчеркивал независимость политики Бальхаузплаца от политики Берлина, начиная с июля он стал выдвигать на первый план нерушимость союза” с Германией. Лишь в одном он не изменил себе – в вопросе о мире без аннексий. Но в этом ничего оригинального не было. Насчет мира без аннексий уже имелась соответствующая резолюция германского рейхстага от 19 июля 1917 г. Но такой мир по-прежнему не устраивал германское руководство. Вильгельм заявил императору-королю, что продолжит войну и против воли немецкого народа. И специально для австро-венгерского руководства добавил: германский кайзер “скорее расторгнет союз с Австро-Венгрией, чем откажется от Люттиха (Льеж, Бельгия. – Т.И.)”.
Конец 1917 г. ознаменовался новой попыткой переговоров о сепаратном мире. 18-19 декабря в Женеве состоялись встречи генерала Иэна Кристофа Смэтса, члена британского военного кабинета и южноафриканского государственного деятеля, бывшего генерала армии буров в англо-бурской войне, с бывшим австро-венгерским послом в Лондоне графом Альбертом Менсдорфом-Пуйи-Дитрихштайном, имевшим родственные связи с королевской британской семьей, т.е. уровень переговорщиков был существенно повышен.
Смэтс, лично сомневавшийся в возможности чисто военной победы после выхода из войны России и вступления в нее США, имел инструкции предложить Монархии сепаратный мир, при условии расторжения ее союза с Германией и предоставления автономии своим народам. Чтобы сохраниться как целостное образование, Австро-Венгрия должна быть преобразована в союз четырех государств (конфедерацию) – Австрии, Венгрии, Польши с Галицией, Сербии с Боснией-Герцеговиной и Далмацией. Проект предполагал, что Франции возвращается Эльзас без Страсбурга и части Лотарингии; Триест получает статус свободного города; Трентино присоединяется к Италии, Буковина и Бессарабия – к Румынии; Болгария расширяется за счет румынской Добруджи и сербской части Македонии; Финляндия, Курляндия и Литва входят в сферу влияния Германии, которая в качестве компенсации за Эльзас-Лотарингию получает также Французское Конго.
Лорд Бальфур, глава Форин-оффиса, однако, решительно отклонил ту часть плана Смэтса, которая касалась будущего Германии, подчеркнув, что речь в переговорах должна идти только по вопросам, касающимся Австро-Венгрии непосредственно. Идею сепаратного мира Менедорф отклонил сразу, предложив вместо этого встречу, в той же Женеве британского премьера с министром иностранных дел Австро-Венгрии в качестве первого шага к общим межблоковым переговорам с целью заключения всеобщего мира.
Несмотря на обоюдное желание обоих полномочных представителей, переговоры не были завершены. Чернин потерял к ним интерес из-за порожденного Брестским миром ожидания резкого улучшения продовольственного положения империи за счет хлеба Украины. Договор с Украиной в Австрии сразу же назвали “хлебным миром” – столь велики были надежды, порожденные договором, по которому Австрия уступала независимой Украине Восточную Галицию. Взамен Украина обязалась поставить Центральным державам 1 млн. т пшеницы до 1 августа 1918 г. Австрийским надеждам, однако, не суждено было сбыться. Помешали большевики, скинувшие опереточный режим Рады. Да и немецкий союзник, несмотря на совместную оккупацию русского Юго-Запада с Одессой, не очень был расположен делиться с союзником хлебом Украины.
Проект сепаратного мира без участия Германии замаячил вновь, приобретя вполне реальные очертания во время нелегких переговоров в Бресте. На этот раз не с западными союзниками, а с Советской Россией. Делегация Австро-Венгрии во главе с Черниным, ставшим к этому времени убежденным сторонником совместных с Берлином действий, имела поручение от кронрата под председательством императора-короля подписать мир с Троцким, если дело сорвется из-за германских домогательств Литвы и Курляндии. В промежутке между двумя брестскими раундами, после кавалерийского демарша главы российской делегации, в Берлине 5 февраля состоялось важное совещание, на котором Чернин в очередной раз попытался уговорить своих немецких партнеров умерить аппетиты и отказаться ради мира от завоеваний. И вновь получил отпор в типично тевтонском духе: “Мир, который всем гарантирует владение довоенной территорией, для Германии равносилен поражению”.
“Грабительский”, по точному ленинскому определению. Брестский мир, выгодный не только Германии, но и ее “верной” союзнице, а также Бухарестский мирный договор с Румынией, прибавив Центральным державам уверенности и оптимизма, способствовали продлению мировой войны на полгода. Весной 1918 г. военно-стратегическая ситуация таким образом резко улучшилась в пользу континентальных держав. Надежды на благоприятный исход войны внушали, помимо успехов на Востоке в связи с выходом из войны России, также новые наступательные операции немцев на западном фронте. Еще до их начала, 27 марта, Чернин дал понять британским представителям в Швейцарии, что отказ от территориальных притязаний Франции и Италии является непременным предварительным условием мирных переговоров.
В начале марта 1918 г. уже сам Ллойд Джордж стал активно интересоваться возможностью возобновления прерванных контактов с Австро-Венгрией, изъявляя готовность вновь послать Смэтса в Швейцарию для встречи с Черниным и в случае необходимости вести с ним переговоры о мире на основе австрийской программы. Британский премьер вновь отправил в Швейцарию своего личного секретаря Филиппа Керра, сопровождавшего ранее Смэтса в Женеву, где он встречался с австрийским дипломатом Л. фон Скрижинским. По возвращению в Лондон Керр составил меморандум, в котором сделал вывод, что Австро-Венгрия скорее пойдет на переговоры с США, чем с Великобританией, поскольку руки американцев никакими обязательствами перед Италией не связаны.