Кирилл ДОРЧАК (родился в 1897 году) — словак, член КПЧ с 1945 года. В 1916 году попал в плен к русским. В Красную Армию вступил в 1918 году. В 1919 году вернулся на родину.
В 1961 г. в Москве вышел сборник воспоминаний словацких красноармейцев — участников Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в СССР. Для тематики этого сайта интересна та часть их воспоминаний, которая относиться к предвоенному периоду, Первой мировой войне и пребыванию в российском плену. Естественно, бывшие бойцы «красной гвардии» часто сгущают краски, но все же, как кажется, они не так далеко уходят от истины, как современные историки.
Публикуется с незначительными сокращениями.
В плен я попал во время наступления русских войск в Галиции в июне 1916 года. Мне тогда было 19 лет, но я уже был по горло сыт войной и обрадовался плену. С фронта нас, легкораненых, переправили в Одессу. Три дня ждали мы отправки на берегу Черного моря. Бюрократизм царских чиновников дал мне возможность за два месяца объехать и увидеть почти всю европейскую часть России. Нас возили от станции к станции: через Николаев, Екатеринослав, Орел, Тулу, Москву, Нижний Новгород и другие города. На станциях и разъездах мы простаивали по нескольку дней, и поэтому к моменту приезда на место назначения мы, легкораненые, уже почти выздоровели и даже успели выучить русскую азбуку. В конце концов мы попали в лагерь военнопленных в городе Муроме Владимирской губернии.
Еще в поезде я узнал о существовании в России чехословацких легионов и захотел участвовать в их составе в войне против кайзеровской Германии и императорской Австро-Венгрии. Ненависть к ним у меня зародилась еще на родине и укрепилась, когда меня, словака, заставили воевать за чуждые мне интересы. Мне как-то сразу полюбился простой русский народ. Пользуясь сходством словацкого языка с русским, я много беседовал с русскими людьми, стремясь узнать как можно больше об их стране. В лагере в Муроме я записался добровольцем в чехословацкие легионы и вместе с другими ожидал отправки на фронт.
Первым, что подорвало нашу веру в справедливость чехословацкого движения сопротивления за границей, был приезд в наш лагерь капитана Сметаны из сербской добровольческой дивизии, формировавшейся тогда в Одессе. Этот Сметана крайне презрительно отзывался о чехословацких легионах и пытался завербовать нас в сербскую дивизию на Румынский фронт. После ряда бесед на эту тему у нас зародились сомнения в правильности всей политики создания легионов. Мы еще плохо разбирались в обстановке, в наших головах была большая путаница.
Вскоре в России произошла Февральская буржуазная революция. Я работал тогда в Москве, в больнице на углу Сухаревской площади и Садового кольца. Известный рынок у Сухаревской башни был сборищем спекулянтов и воров всей Москвы. Здесь можно было купить и продать все что угодно, даже один сапог или перчатку.
Во время революционных боев все проходы на Сухаревскую площадь были загорожены баррикадами из деревянных лавчонок рынка.
Наступавшие отряды Красной гвардии захватили заводы и жилые кварталы на окраинах города и постепенно с боями продвигались к центру. Очень упорные бои шли за Александровское военное училище. После ликвидации этого опорного пункта офицеров и юнкеров отряды красногвардейцев стали прорываться к центру. Новым препятствием для красногвардейцев было Садовое кольцо, где укрепились буржуйские сынки. На крыше нашей больницы залегли красногвардейцы, и мы во время боя подносили им патроны, давали еду и воду.
Шесть дней шли кровавые уличные бои, в которых принимала участие и артиллерия. На крыше нашего дома погиб командир красногвардейского отряда. Тяжелые бои в первой половине ноября 1917 года завершились победой рабочих, вставших на сторону большевиков. Улицы понемногу очищались, жизнь постепенно входила в нормальную колею. Под стенами Кремля мы похоронили первые жертвы революции, несколько сот преданных борцов — солдат и красногвардейцев, рабочих московских заводов.
Эти дни кровопролитных боев были и для нас, бывших военнопленных, важнейшими днями всей нашей жизни. Хотя от нас никто не требовал в эти дни браться за оружие, мы должны были сами сделать выбор: остаться в стороне от событий, как поступили некоторые, или встать на одну из сторон баррикады. Я и мои товарищи встали на сторону революции.