Государство, язык, нация в монархии Габсбургов второй половины XVIII века

---

Ольга Хаванова

Процессы консолидации совеременного государства и крис­таллизации национальных сообществ, как это показал Дюла Секфю в классическом труде «Государство и нация» (SZEKFŰ GY. Iratok a magyar államnyelv kérdésének történetéhez (1790•1848). Budapest, 1926), неразрывно связаны с появлением языка как средства коммуникации между властью и населением, как инструмента выражения программных требований формирующейся нации. Однако языковую политику венского двора во второй половине XVIII в. нельзя сводить к знаменитому декрету императора Иосифа II (1780–1790) о переходе на немецкий язык в публичной сфере (1784). Императрица Мария Терезия (1740–1780) постепенно, с оглядкой на традиции и с учетом реаль­ных возможностей, тоже расширяла сферы обязательного исполь­зования немецкого языка. Впрочем, она одновременно придавала большое значение развитию языков подвластных Габсбургам народов. В 60–70-е годы XVIII в., предшествовшие знаменитой терезианской реформе начальной школы (в Австро-Чешских землях в 1774 г., в Венгрии — учебный план «Ratio educationis» — в 1777 г.), венский двор внимательно следил за усилиями зарождав­шейся национальной интеллигенции в Венгрии, Чехии, землях, населенных южными славянами (MELTON J. V. H. Origins of Compulsory Schooling in Prussia and Austria. Cambridge, 1988) и не упускал возможности финансово и организационно поддержать авторов грамматик, двуязычных словарей и иной лингвистически-дидактической продукции (О вкладе «печатного капитализма¬ раннего Нового времени в формирование наций см.: АНДЕРСОН Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. Москва, 2001). Рассмотрим вклад венского двора как политического и культурного центра монархии в развитие «национальных языков отдельных коронных земель во второй половине XVIII в. на примере первых, сегодня в большинстве своем забытых грамматик.

Историки и филологи по-разному подходят к оценке ранних попыток кодификации национальных языков. Языковеды подчер­кивают несовершенство первых грамматик, авторы которых — порой далекие от литературного труда патриоты — стремились таким образом выразить любовь к родной стране, нации, ее языку. Венгерский лингвист Лоранд Бенкѐ в монографии, посвященной «венгерской литературной письменности» эпохи Просвещения, подсчитал, что во второй половине XVIII в. в свет вышли 34 венгерские грамматики, причем в первые двадцать лет — всего три тома. В отсутствие общепринятой литературной нормы все они несли печать диалекта, на котором автору привычно было говорить. В них еще трудно угадать тот языковой стандарт, что будет выработан лишь во второй чертверти XIX в. (BENKŐ L., A magyar irodalmi írásbeliség a felvilágosodás korának első szakaszában. Budapest, 1960. 322-329; 427-428. old.) Не оспаривая справедливости выводов филологов, историки в свою очередь также обращают внимание на социо-культурную среду, к которой принадлежали авторы грамматик, мотивы, побудившие их взяться за перо, и обстоятельства: как, с чьей помощью рукопись попадала в типографию, в книжную лавку, к читателю.

Первой в ряду изданных в XVIII веке в Венгрии учебников родного языка стоит труд Михая Адами (?–1781) «Подробная и снабженная новыми комментариями венгерская грамматика для славной немецкой нации, в особенности для пользы и на службу тем, кто в силу родства, по долгу службы или иным причинам вынужден вести разговор с венгерской нацией» (1760) (ADAMI M., Ausführliche und neu erläuterte ungarische Sprachkunst, der Hochlöblichen Deutschen Nation zum Besten, besonders aber zum Nutzen und Dienst derjenigen, so Verwandtschaft, Amts-oder anderer Umstände halber mit den National Ungarn Umgang pflegen müssen. Wien, 1760). Автор — уроженец комитата Тренчен, в юности вступил в Общество Иисуса (то есть орден иезуитов), однако в 1740 г. покинул орден, обучал венгерскому языку сына Марии Терезии эрцгерцога Карла (1745–1761), преподавал в действовавшей в Вене под пат­ронатом нижнеавстрийских сословий военной академии, служил придворным агентом (ходатаем), посредничая между частными лицами и административными учреждениями (Венгерской и Трансильванской канцеляриями), действовавшими в габсбургской столице.

Сыновей Марии Терезии обучали не только обязательным латыни, французскому или итальянскому, но и языкам подвластных Габсбургам народов: эрцгерцогу Иосифу венгерский язык препо­давал будущий член Государственного совета Йожеф Изденци, чешский — Иоганн Венцель (Ян Вацлав) Поль (речь о нем пойдет ниже). Впоследствии в «Посвящении», открывавшем том грамматики, Адами возносил хвалу эрцгерцогу Карлу:

«Воистину недюжинные таланты вашего высочества, которые не просто даны вам от природы, но постоянно вами совершенст­вуются с неутомимым усердием и жаждой знаний, так что обладание ими стало исключительно вашей заслугой, привлекают внимание, а лучше сказать все сильнее удивляют тех в вашем окружении, кому небеса дали способность судить о сих редких свойствах». (Венегерский литературовед Иштван Маргочи ошибочно полагает, что эрцгерцог Карл выступал в речью перед кадетами военной академии, что входит в противоречие с текстом посвящения. Ср.: MARGÓCSY I. A magyar nyelv jelenléte a 18. századi iskoláztatásban. Adattár az iskolai nyelvoktatás történetéhez // Tanulmányok a Magyar nyelv ügyének 18. századi történetéből / Szerk. BÍRÓ F. Budapest, 2006. 132. old.)

Первый публичный «экзамен» эрцгерцог выдержал в 1751 г., когда впервые (SZIJÁRTÓ I. A Diéta. A magyar rendek és az országgyűlés 1708–1792. Budapest, 2005. 135. old.) в ходе церемонии приглашения членов династии на предстоящее Государственное собрание в ответ на обращенную к нему речь на венгерском языке сказал (записано веспремским епископом Мартоном Падани Биро):

«Я премного благодарен достославным сословиям, что вспомнили обо мне и почтили тем, что направили ко мне своего представителя. Буду рад, если смогу отправиться в Прессбург [совр. Братислава в Словакии. — О.Х.] и встретиться с благородными сословиями».

Когда эгерский епископ восхитился свободой, с которой юный принц говорил по-венгерски, тот ответил:

«Буду и в дальнейшем на сем языке говорить, чтобы стать полезным моему благородному Отечеству, и буду счастлив, коли смогу ему служить». (Цит. по: PADÁNYI BIRÓ M. Veszprémi püspök naplója / Közli báró Hornig K. Veszprém, 1903. 35. old.)

Преисполненный гордостью Адами напоминал в «Посвящении» о той речи десятилетней давности:

«Это не могло не смягчить их сердца, одновременно вселив в них ликование! Да, они, эти изумленные подобным красноречием слушатели, ощутили прилив радости, которую в них мог пробудить только столь же дружелюбный, сколь и просвещенный принц». (Ibidem.)

Идея написания венгерской грамматики принадлежала, по словам Адами, самой Марии Терезии. В одном из писем он цитировал слова императрицы, произнесенные во время посещения военной академии: «У вас, венгров, никогда не было своей полноценной грамматики» («Ihr Ungarn habt nicht einmahl einen vollkommenen Gramair». Цит. по: Országos Széchényi Könyvtár Kézirattára (далее — OSZKK). Quart. Lat. 2578. Epistolarium Societatis Jesu. Fol. 6r.). В сентябре 1757 г. из кассы Венгерской казенной палаты автору было выплачено 412 гульденов (форинтов) и 50 крейцеров (Österreichisches Staatsarchiv, Wien (далее — ÖStA). Finanz-und Hofkammerarchiv (далее — FHKA). Hoffinanz Ungarn (далее — HFU). Fasz. r. Nr. 871. 26. Aug. 1757. Fol. 450 rv.), а в 1760 г. в свет вышла первая венгерская грамматика, в которой автор, по собственному признанию, стремился побороть широко распространенные «предубеждения» о сложности этого языка.

«Еще в годы преподавания в здешней императорско-королевской военной академии, — утвеждал Адами, — я не раз слышал от воспитанников, что из тех пяти иностранных язков, которым их там обучали, венгерский давался особенно легко, поскольку в нем не так много правил, и они весьма ясны, понятны и просты».

Изложенная в максимально доступной форме грамматика дополнялась типичными для повседневной жизни молодых дворян параллельными диалогами на венгерском и немецком языках.

Символическое значение того, что грамматика была посвящена эрцгерцогу Карлу, трудно переоценить. Французский историк Роже Шартье пишет, что посвящение книги королю служило одним из лучших способов снискать его благосклонность. Приняв посвящен­ную или преподнесенную ему книгу, адресат взамен обязан был обеспечить дарителю свое покровительство, должность или возна­граждение (ШАРТЬЕ Р. Письменная культура и общество. Москва, 2006. C. 87, 96). И в самом деле, венский двор и венгерские власти высоко оценили труд Адами. Настолько, что вскоре тот получил новую комиссию — составить венгерско-немецкий словарь. Сохра­нившиеся в фондах Архива венгерской казенной палаты документы позволяют отчасти восстановить, как протекала работа над новым заказом.

В вотуме Придворной казенной палаты (составленном рефе­рентом по венгерским делам советником Иштваном Надем и подписанном президентом ведомства графом Рудольфом Хотеком) от 2 декабря 1761 г., в частности, говорилось:

«Адами, написав снискавшую всеобщую похвалу грамматику, доказал свою компетентность и внушил доверие, так что не стоит сомневаться, таким же успехом завершится и работа над венгерско­немецким словарем. Впрочем, труд сей утомителен и тяжел, а Адами достоин тем большей славы, что из любви к отечеству первым взял на себя немалые хлопоты».

Власти предлагали в качестве материального поощрения выплачивать автору в течение 1762 г. по 30 гульденов ежемесячно (ÖStA. FHKA. HFU. Fasz. r. Nr. 916. 16. Dec. 1761. Fol. 359v.).

Работа над словарем растянулась на несколько лет. В сентябре 1764 г. в обращении на высочайшее имя Адами писал, что при­ложил все усилия, дабы не только составить столь ожидаемый читателями, но еще не изданный немецко-венгерский и венгерско-­немецкий словарь, но и подготовить новое, улучшенное издание грамматики (Обещанное автором новое, улучшенное издание грамматики действительно увидело свет в 1763 г. См.: ADAMY M. Ausführliche und neu erläuterte ungarische Sprachkunst… Wien, 1763). Работа, однако, занимала все его свободное время, потому он просил начислить ему дополнительное вспомощест­вование за весь прошедший, 1763, и текущий 1764 гг. из расчета 30 гульденов в месяц (ÖStA. Ungarische Camerale (далее — UC). Fasz. r. Nr. 787. No 100 ex Dec. 1764. Fol. 17r.). В Казенной палате вспомнили, что еще в 1757 г. императрица выделила Адами на покрытие издательских расходов сумму в 100 дукатов, которая так и не была выплачена автору. Посему было решено: пусть эти деньги послужат оплатой труда в 1763 и 1764 гг., испрашиваемое же Адами ежемесячное вспомоществование выплачивать с 1 января по 31 июля 1765 г., с тем чтобы уже 1 августа он предъявил бы словарь (Ibid. Fol. 12v.).

Удачный эксперимент 1760 г. с посвящением грамматики одному из членов Габсбургского дома подал председателю Венгерской казенной палаты графу Анталу Грашшалковичу идею и на этот раз начертать на первых страницах имя сына Марии Терезии — десятилетнего эрцгерцога Фердинанда Карла Антона (1754–1806) (ÖStA. UC. Fasz. r. Nr. 787. No 100 ex Dec. 1764. Fol. 19r.). Возможно, венгерские власти надеялись, что тот займет место своего умершего в 1761 г. брата Карла. Книгу предполагалось срочно отпечатать в Прессбурге и, не исключено, приурочить к проходившему там уже не один месяц Государственному собранию. Резолюция государыни гласила: «Одобряю, и пусть цена книге будет по возможности низкой, чтобы она быстрее разошлась» (Ibid. Fol. 13r.). Несмотря на все приготовления и ожидания, словарь, по всей очевидности, так и не был издан. В лексиконе венгерских писателей Йожефа Синнеи упоминается рукопись «венгерско-латинско-немецкого словаря», но ее местонахождение не указано (SZINNYEI J. Magyar írok élete és munkái. 1. köt. Budapest, 1897, 62-63. old.). Скорее всего, эта рукопись так и не увидела свет. Михай Адами остался в истории не столько как автор вскоре забытой первой венгерской грамматики, сколько как страст­ный собиратель сведений по венгерской генеалогии и геральдике. Его объемистые рукописи, хранящиеся в фондах рукописного отдела Венгерской национальной библиотеки, послужили основой Ивану Надю для написания его ставшего классическим многотом­ного труда «Семьи Венгрии».

В 70-е годы XVIII в., ставшие временем подготовки школьной реформы, проявилось немало частных инициатив по написанию грамматик для языков, на которых преподавали в начальной школе (в Венгрии ими были венгерский, немецкий, хорватский, словацкий, сербский и румынский языки). Большое значение власти придавали сербским грамматикам. В Вене и Прессбурге рассматривали светское образование на родном языке, но по единым для всего королевства нормативам как важный инструмент интеграции этого в большинстве своем неграмотного крестьянского народа, находя­щегося под сильным влиянием православного духовенства, в единые структуры королевства и монархии в целом. Как говорилось в вотуме Придворной казенной палаты на учебник, составленный в 1770 г. по поручению императрицы молодым чиновником Дани­элем Лазарини:

«В случае этой, как в вопросах веры, так и по образу жизни в целом довольно первозданной нации, было бы особенно хорошо, чтобы они с самых ранних лет усваивали нужнейшие молитвы, которые суммируют обязанности доброго гражданина, и получали представ­ление о ведении хозяйства и гражданской жизни» (ÖStA. FHKA. Jüngere Banater Akten. Fasz. 32. Fasz. r. Nr. 140. 50/1770. Fol. 29r.).

Тема взаимоотношений австрийских и венгерских властей с сербским православным населением столь велика, что в рамках небольшой по объему статьи приходится ограничиться лишь несколькими примерами, когда венский двор способствовал выходу в свет учебников на сербском и для сербов. В случае упомянутого выше труда Лазарини, книга осталась в рукописи, поскольку требовала серьезной доработки. К тому же автор оказался слишком настойчив в своих требованиях назначить его (в благодарность) на более высокую должность (ADLER PH. Habsburg School Reform among the Orthodox Minorities, 1770­1780 // Slavic Review. 1974. Vol. 33. № 1. P. 29.). Зато высказанное в вотуме поже­лание сделать все возможное, чтобы приобщить сербов к современным формам хозяйствования, скоро было выполнено. Советник Сепешской казенной палаты Игнац Ябланци перевел с немецкого языка на сербский пособие для юношества по агрикультуре Иоганна Виганда (Ср.: Wiegand J. Handbuch für die österreichische Landjugend zum Unterricht einer wohlgeordneten Feldwirthschaft. Wien, 1771; Wiegand I. Prírucsna knjíga za Slavónsku seljansku mladex / Priobratio Ignatia Jablanczy. Wien, 1772). Эта работа была оценена властями в 50 дукатов, с которых автору разрешалось не уплачивать налога (ÖStA. FHKA. UC. Fasz. 29. Fasz. r. Nr. 609. Subd. 2. № 106 ex Aug. 1772. Fol. 112r.).

В числе малоизвестных проектов упомянем труд переводчика из Иллирской придворной депутации Саввы Лазаревича, по собственной инициативе написавшего немецкую грамматику для сербов (ЛАЗАРЕВИЋ С. Начало ученiя хотящымъ учится Книгъ писмены нѣмецкими. Беч, 1774. Цит. по: С. 209. ПАНКОВИЋ Д. Српске библиографиjе 1766-1850. Београд, 1982). Похоже, что качество работы не вполне удовлетворило власти. В ноте председателя Депутации барона Франца Ксавьера Коллера говорилось:

«Поскольку государи заботятся о том, чтобы их милость не оставила без внимания ни одного, даже самого малого начинания, полезного для общего блага, а властям напрямую предписывается сообразным результату вознаграждением поощрять подданных к участию в общественно полезной деятельности, ваше величество соблаго­волило выписать автору этой книжечки небольшое вознаграждение [25 дукатов — О.Х.], необременительное для казны, но доказы­вающее, что государство подмечает все, даже самые скромные заслуги» (ÖStA. FHKA. Österreichisches Camerale. Fasz. 10. Fasz. r. Nr. 664. „L´. № 352 ex Sept. 1774. Fol. 201v.).

Наконец, подлинный полиграфический шедевр XVIII в. — «Каллиграфия» (ОРФЕЛИНЪ З. Славенская и валахийская каллiграфiа, или Наставление къ правилному писанию, во употребленïе учащыяся въ малыхъ школахъ славено­сербскïя и Валахïйскïя Юности. Сремски Карловци, 1778) с гравюрами выдающегося сербского писателя и художника Захария Орфелина, увидел свет в 1778 г. при поддержке и финансировании венского двора. Сербская историография, возможно, не без оснований ставит австрийским властям в упрек, что из 47 листов в учебник было решено включить только 17 (ДАВИДОВ Д. Захариiа Орфелинъ, 1726-1785. Београд, 2001. С. 30–31). Однако трудно не согласиться и с мнением барона Коллера, писавшего:

«Каллиграфия предназначается всего лишь для школ грамотности, то есть хотя и для достойнейших людей, но выходцев из низших сословий, которых предстоит обучить очень простому, ясному и совершенно примитивному письму… Она не должна отрывать их от обучения гораздо более важным и их состоянию куда более полез­ным предметам» (ÖStA. FHKA. UC. Fasz. 29. Fasz. r. Nr. 613. Subd. 2. 114. ex Aug. 1777. Fol. 296r. Текст вотума Иллирской придворной депутации о «Каллиграфии» З. Орфелина см.: Kostić М. Zacharias Orfelin’s Kalligraphie // Archiv fur Slavische Philologie. Berlin, 1925. Bd. XXXVI. S. 155–165).

Премия в 100 дукатов послужила автору материальным эквива­лентом высочайшего удовлетворения качеством его работы.

В качестве последнего примера в ряду взаимодействий авторов-­подвижников с венским двором приведем сочинение «Grammatica linguae bohemicae, или чешская грамматика» Иоганна Венцеля Поля. Этапы его жизненного пути не раз перекликаются с биографией Михая Адами. В 50-е годы XVIII в. Поль тоже преподавал в венской военной академии и, как говорилось выше, обучал чешскому языку сыновей Марии Терезии, в том числе будущего императора Иосифа II, а впоследствии получил при дворе скромную долж­ность камердинера. Автор «Биографического лексикона Австрийской империи» Констант Вурцбах называет четыре издания грамматики: в 1756 г. в Праге в свет вышло первое, в 1764, 1773 и 1783 гг. (Вурцбах, скорее всего, ошибся, когда датировал четвертое издание 1785 г.: в Венской национальной библиотеке хранится только издание 1783 г.) в Вене — последующие три. Издание 1764 г. посвящено Св. Вацлаву (924–936 гг.) — канонизированному чешскому королю из династии Пржемысловичей (и тезке автора). Идания 1773 и 1783 гг. посвящены императору Иосифу II, к которому Поль обратился в предисловии с такими словами:

«Я тем более счастлив, что стал инструментом, который донес до вашего величества первые сведения о сем древнем иллирском, иначе называемом чешским, языке, и радость моя не знает границ, оттого что ваше величество дозволило мне посвятить вам мою чешскую грамматику и выпустить в свет под вашим высоким покровительством» (Ср.: POHL J. W. Neuverbesserte Böhmische Grammatik, mit all erforderlichen tüchtigen Grundsätzen… Wien 1773; Idem. Neuverbesserte Böhmische Grammatik… Wien, 1783).

Даже мало сведущего в филологии читателя не могло не насторожить введение к грамматике. Так, Поль считал достоинством своего учебника то, что никакой другой язык не мог сравнится с чешским «по своей внутренней полноте, чистоте произношения, словарному богатству, выразительности значений». С его помощью, утверждал автор, можно общаться с народами Европы и Азии, всюду, где понимают славянскую речь, из чего следует несравненная польза и для продвижения торговли, и для ведения войны. Сто лет спустя К. Вурцбах (ссылаясь мнение современных чешских филологов) так отзывался о достоинствах книги:

«Это был формально-грамматический монстр… в котором Поль насоздавал бесчисленное множество ненужных, дутых, смешных неологизмов. Он принадлежал к тем представителям прошлого века, которые хотели придать чешскому языку новый блеск и вообще реформировать его, обогатив иностранными словами, но при этом у них не было ни чувства языка, ни чувства меры» (WURZBACH C. VON. Biographisches Lexikon des Kaiserthums Oesterreich, enthaltend die Lebensskizzen der denkwürdigen Personen, welche 1750 bis 1850 im Kaiserstaate und in seinen Kronländern gelebt haben. Wien, 1872. Bd. 23. S. 33).

Трудно сказать, кто был спонсором первого, пражского издания, но есть основания предполагать, что венские издания увидели свет не без содействия Иосифа II. Отсутствие источников, документи­рующих вмешательство августейшего ученика в публикации труда своего учителя, не позволяет реконструировать ход событий во всей полноте и оценить размеры материальной помощи, если таковая была оказана. Известно лишь, что в 1774 г., когда второе венское издание уже вышло в свет, Поль по крайней мере дважды обращался к Марии Терезии с прошениями о возмещении ему рас­ходов, понесенных в связи с выходом в свет нового, улучшенного издания грамматики, и пытался выхлопотать себе более денежную и престижную должность (Сохранилось «повторное» прошение, помеченное в Придворной казенной палате апрелем 1774 г. См.: ÖStA. FHKA. Österreichisches Camerale. Fasz. 10. Fasz. r. Nr. 662. № 113 ex Apr. 1774).

Чиновники финансового ведомства, прежде чем принять решение, отправили учебник на экспертизу владевшему чешским языком «синдику из Нойштадта» («Neustädter Syndico») (Ibid. Fasz. 24. Fasz. r. Nr. 1629. № 103 ex Febr. 1774. К сожалению, неизвестно, шла ли речь о современных Нови Место над Метуйи или Нови Место на Мораве в Чехии). Отзыв оказался отрицательным. В 1776 г., когда Поль снова решил попытать счастья, президент Придворной казенной палаты граф Леопольд Коловрат написал:

«Проситель, будучи камердинером, проходит по ведомству обер­гофмейстера, и каковы его познания в филологии, лично мне не известно, я знаю лишь, что те, кому его грамматика была направ­лена на проверку, нашли в ней множество ошибок, отчего Полю в искомом денежном вспомоществовании было отказано».

Императрица по своему обыкновению наложила резолюцию: «Ничего не предпринимать» (Ibid. Fasz. 61. Fasz. r. Nr. 2144. № 42 ex Apr. 1776. Fol. 54r.).

Представляется, что, с одной стороны, скромный камердинер не смог бы каждые десять лет переиздавать грамматику за свой счет. Скорее всего, так или иначе, ему должно было быть оказано содействие. Тем более, что посвящение полиграфической продук­ции годсударю не могло остаться без той или иной формы благодарности. Поль же для своего труда сумел выхлопотать императорско-королевскую привилегию (документ, призванный защитить авторские права в ту эпоху). С другой стороны, филолог­любитель, похоже, переоценил значение своей скромной работы, а власти — убедившись в низком качестве грамматики — не сочли себя (как и в случае с Лазарини) чем-либо ему обязанными.

Приведенные выше примеры позволяют заключить, что появление в 60–70-е годы XVIII в. ряда грамматик на разных языках монархии Габсбургов было результатом как подвижнических иницатив «снизу», так и внимания «сверху». Принцип «не оставлять без внимания ни одного, даже самого малого начинания, полезного для общего блага» вселял в простых людей уверенность, что они могут сослужить похвальную службу своим народу, стране, государю, подвигал их браться за перо. То, что они одновременно держали в уме возможную материальную выгоду (будь то гонорар или должность), не должно умалять искренности их порыва (О том, что благородные патриотическией порывы не противоречили преследованию материального интереса, на примере Великобритании XVIII в. см.: COLLEY L. Britons: Forging a Nation, 1707-1837. Yale Univ. Press, 1992).

Венский двор, в свою очередь, не только поощрял частную иницативу подданных, но и диктовал вполне справедливые, «ры­ночные» условия игры. Высоко оцененная экспертами грамматика Адами принесла автору почет и растянувшееся на несколько лет денежное содержание. Гравюры Захария Орфелина, пусть и не использованные в полной мере, как того хотелось бы сербским просветителям, в денежном эквиваленте (100 дукатов) также снис­кали одобрение властей. За перевод полезного трактата советнику Ябланци заплатили щедрые 50 дукатов, в то время как за менее удачный учебник немецкого языка переводчик Лазаревич был премирован 25 дукатами.

Наконец, все приведенные выше случаи говорят как о могуществе, так и о пределах патроната. Тесно интегрированный в придворные круги, нашедший себе поддержку в среде влиятельного венгерского чиновничества Михай Адами добился признания оценки своих талантов. Напротив, Иоганн Венцель Поль, мало сведующий (по приговору современников и потомков) в той области, в которой взялся творить, не сумел превратить благо­склонность императора в волшебный ключ, открывавший ему двери к более успешной карьере.

Имена авторов этих учебников, как и их сочинения, сегодня не вполне заслуженно преданы забвению, однако значение их первых, робких попыток с помощью грамматик облегчить общение между народами империи в конечном итоге вносило скромную лепту в формирование общеимперского культурного пространства. И не следует забывать, что активным участником, более того — строгим и справедливым арбитром в этом процессе выступал венский двор, иными словами — государство.