Сутана и мундир

---

O.В. Хаванова (Институт славяноведения РАН)

К вопросу о карьере экс-иезуитов в монархии Габсбургов

«Ваше сиятельство, соблаговолите присвоить мне хотя бы номинальный офицерский чин, без жалования…, чтобы я мог присутствовать на военных экзерцициях в более приличествующем виде или даже в них участвовать, ибо в аббатском облачении сие весьма затруднительно»(Magyar Országos Levéltár(далее – MOL). P 507. Nádasdy család.B.X. Nádasdy Ferenc horvátbánhoz címzett levelek. 33. cs. № 347. Письмо от 29.VIII.1774 г.), — просил в августе 1774 г. экс-иезуит Карл Хензелер боевого генерала графа Ференца Надашди (См. военно-историческое исследование о Ференце Надащди: Thurzó K. Fogarasi Nádasdy Ferencz gróf tábornagy, a katonai Mária Terézia-rend nagykeresztese (1709–1783): Élet-és jellemrajz // Hadtörténelmi Közlemények. 1915. 1–58; 301–471.). Молодой человек вступил в Общество Иисуса в ранней юности, отдал духовной карьере девять лет жизни и связывал с ней большие надежды. После роспуска ордена в июле 1773 г. и повсе­местного запрета его деятельности, Хензелеру, как и сотням его сверстников, пришлось прини­мать важное решение: стать священником, учительствовать или, воспользовавшись представив­шимися обстоятельствами, радикально изменить ход своей жизни.

Передача рода деятельности по наследству уходит корнями в глубь столетий. Средневеко­вые ремесленники передавали свое мастерство сыновьям и внукам. В раннее Новое время су­ществовали чиновничьи или офицерские династии. Заслуги предков, унаследованные младшими поколениями, становились прочным фундаментом их карьеры и залогом ее успеха. Однако вы­бор жизненного пути лишь отчасти определялся семейными традициями. Свою роль также иг­рали задатки и склонности индивида. В дворянских семьях сыновья (исходя из склада характе­ра, личных предпочтений, интересов семьи) избирали один — армию, другой — чиновничью службу, третий — духовное звание и как можно раньше начинали изучать одни — математику и черчение, другие — латынь, риторику и философию. Это не просто повышало горизонтальную и вертикаль­ную мобильность данного семейства, но и позволяло каждому в известных пределах предпо­честь род занятий, к которому более всего лежала душа.

Вовремя начатая специализированная подготовка и внутренний настрой на определенную ка­рьеру, выбранную (самостоятельно или по совету родителей) еще в ранней юности, позволяли уже к 30 годам состояться как чиновнику, офицеру или священнику, обзавестись полезными зна­комствами, более или менее трезво оценивать свои возможности. В молодости случаи перехода из профессии в профессию не были редкостью. Например, Антон Фрейдхоффер, этнический не­мец из венгерского Дебрецена, прослужил три года кадетом в пехотном полку, затем окончил курсы бухгалтерского учета и поступил на службу в Венгерскую казенную палату (MOL. Magyar Királyi Kamara levéltára. E 701. Gremialia. 3. k. «Acht Fragpunkte»). В то же время добровольная или вынужденная смена рода деятельности в ту эпоху воспринималась не только как уникальный шанс испытать себя (и, возможно, достичь большего) на новом поприще, но и как необходимость, начав с нуля, наверстывать годы, отданные другому занятию. Чем старше был соискатель, тем труднее становилось перейти в новую профессию. У 50-летнего вахмистра кирасирского полка Пала Мослера, тридцать лет жизни посвятившего воинской службе, шансов найти «какую-нибудь маленькую должность» в гражданской жизни было немного (MOL. Festetics Pál levéltára. P 245. 11. cs. IV. 9).

В этой связи интересно проследить, как роспуск ордена иезуитов в монархии Габсбургов по­влиял на выбор дальнейшей карьеры его членами. В данной статье на примере нескольких экс­иезуитов, поступивших на военную службу, рассматриваются возможные побудительные причи­ны такого шага, обстоятельства, способствовавшие принятию подобного решения, и трудности, с которыми пришлось столкнуться молодым людям, сменившим сутану на офицерский мундир.

Роспуск Общества Иисуса ни для кого не стал неожиданностью. Еще в 1767 г. Франция, Португа­лия, Испания и Неаполь, недовольные коммерческой деятельностью иезуитов, их вездесущей тай­ной дипломатией, пропагандой сомнительных моральных учений и преподаванием по устаревшим учебным планам, изгнали Общество из своих стран и потребовали от папы Климента XIII запретить деятельность ордена повсеместно в Европе. Тогда им не удалось настоять на своем, но ни у кого не вызывало сомнений, что при выборах нового папы предпочтение будет отдано тому, кто не побоится пойти на этот шаг. Так и произошло с избранием в 1769 г. Климента XIV, воспитанника иезуитов и монаха-францисканца, не питавшего особой симпатии к своим бывшим учителям. Для такого реши­тельного шага необходимо было заручиться согласием Габсбургов – первейшей католической дина­стии Европы. Была ли к этому готова глубоко верующая Мария Терезия?

Период, когда иезуиты создали свою разветвленную и могущественную организацию, современ­ные историки называют «эпохой конфессионализации»: именно в XVI–XVII вв. произошло государ­ственное размежевание по конфессиональному принципу, а правители (как католики, так и протес­танты) стремились свести религиозное многообразие, ставшее фактом в эпоху Реформации, к еди­ному знаменателю официальной религии. Для монархии Габсбургов это на разных этапах ее исто­рии означало преследование и изгнание протестантов, насильственное обращение в католичество, ущемление протестантов в религиозных и политических правах (Evans R. J. W. The Making of the Habsburg Monarchy, 1500–1700. An Interpretation. Oxford, 1979; Winkelbauer T. Ständefreiheit und Fürstenmacht. Wien, 2003. 2 Bde). Ради насаждения религиозного единомыслия как основы социального контроля Габсбурги во второй половине XVII в. помогли Об­ществу Иисуса получить монополию в сфере образования, и вскоре иезуиты безраздельно господ­ствовали на рынке образовательных услуг, от начальных школ до университетов (Klingenstein G. Bildungskrise: Gymnasien und Universitäten im Spannungsfeld theresianischer Aufklärung // Maria Theresia und ihre Zeit. Zur 200. Wiederkehr des Todestages / Hrsg. von W. Koschatzki. Wien, 1980).

Не будет преувеличением сказать, что ни одна другая европейская католическая держава не выиграла от деятельности в ней ордена иезуитов больше, чем монархия Габсбургов. Их учеб­ный план «Ratio studiorum» (1599 г.) был составлен столь удачно, его части были подогнаны друг к другу столь тщательно, а сам метод преподавания оказался настолько отточен многолетней практикой, что форму и содержание учебного процесса иезуитов охотно перенимали даже их кон­куренты, например орден пиаристов («отцов благочестивых школ»). Идеалом иезуитов была повсеместная униформизация и синхронизация учебного процесса, так что, если посетитель вхо­дил в одну из иезуитских гимназий во время урока, он мог быть уверен, что во всех прочих гим­назиях ученики этого класса изучали тот же самый материал. Содержание учебников строго распределялось по классам, полугодиям, неделям и даже дням, сопровождалось многочислен­ными примерами и детальными планами уроков, образцами письменных работ, практическими рекомендациями по отбору материала, вопросами для экзаменов. Хотя, по широко распростра­ненному, вполне справедливому убеждению, иезуиты учили, прежде всего, и, главным образом, латыни и на латыни, позднее даже члены венской Придворной учебной комиссии в связи с зап­ретом деятельности Общества были, например, вынуждены признать, что «мало кто умеет пре­подавать астрономию и математику лучше иезуитов» (Österreichisches Staatsarchiv, Wien. Haus-, Hof-und Staatsarchiv. Kabinettsarchiv. Alte Kabinettsakten. Karton 1. Copia Vortrages des Baron von Kressel. См. также: Schuppener G., Mačák K. Prager Jesuiten-Mathematik von 1600 bis 1740. Leipzig, 2002).

Мария Терезия неоднократно заявляла, что ей не по нраву действия католических держав, что иезуиты в ее землях, вне всяких сомнений, не виноваты в преступлениях, послуживших поводом к их изгнанию из других стран, и что она считает их весьма полезным и уважаемым орденом (Beales D. Enlightenment and Reform in Eighteenth-Century Europe. London – New York, 2005. Р. 219). В то же время ее явно беспокоили закрытая структура Общества Иисуса и полная невозмож­ность контроля за его деятельностью со стороны светских властей. В 1750-е годы она факти­чески изъяла из ведения иезуитов медицинский и юридический факультеты Венского универси­тета и ограничила влияние ордена в Комиссии по цензуре. И императрица, и ее сын Иосиф II (номинально — император, фактически — соправитель) не видели оснований противиться запрету ордена. В этой связи их заботили два вопроса: на кого возложить задачу воспитания и образова­ния юношества и как поступить с членами запрещенного ордена.

Можно сказать, что ни в одной державе запрет на деятельность Общества Иисуса не был в большей мере обращен на благо подданных, чем в монархии Габсбургов. В отличие от других католических держав, Габсбурги не потребовали изгнания иезуитов, а напротив, позволили им продолжить педагогическую и пасторскую деятельность или же выбрать себе любой другой род занятий. Если, например, покинувшие Францию иезуиты рассредоточились по миру и многие на­шли пристанище в России в качестве частных учителей в дворянских семьях, то интеллекту­альный потенциал экс-иезуитов во владениях Габсбургского дома был бережно сохранен и по­ставлен на службу «общему благу».

Императрица добилась от Святого Престола специального разрешения не передавать собствен­ность ордена церкви, как это предписывалось в папском бреве, но использовать на государствен­ные нужды. Так в монархии Габсбургов появилась уникальная возможность осуществить пол­номасштабную реформу образования, для проведения которой ранее не было достаточных средств. В результате «Общим школьным уставом» 1774 г. для Австро-Чешских наследствен­ных провинций и «Системой воспитания и образования», также известной как «Ratio educationis», для Венгерского королевства во владениях Габсбургского дома было введено обязательное на­чальное образование и выдвинуто требование преемственности между отдельными школьными ступенями (Engelbrecht H. Geschichte des österreichischen Bildungswesens. Erziehung und Unterricht auf dem Boden Österreichs. Bd. 3. Von der frühen Aufklärung bis zum Vormärz. Wien, 1984; Melton J. V. H. Origins of Compulsory Schooling in Prussia and Austria. Cambridge, 1988). Осуществление мер, предусмотренных этими документами, возлагалось, в том чис­леи на экс-иезуитов, отныне подконтрольных государству.

Большинство иезуитов в монархии Габсбургов после роспуска Общества предпочли остаться на прежних должностях. Те, кто к 1773 г. уже добился немалых успехов как педагог и ученый, как и было, обещано, не просто не подвергались гонениям, но и достигли вершин своей карьеры. Например, Дёрдь Праи (1723–1801) — выдающийся историк, основоположник традиции критичес­кого анализа источников в Венгрии — в 17 лет вступил в орден, преподавал в крупнейших учеб­ных центрах монархии, после запрета деятельности ордена занимал должности придворного историографа Марии Терезии, директора университетской библиотеки в Буде, с 1790 г. и до самой смерти служил каноником в Надьвараде (Надьварад — совр. Орадя-Маре в Румынии). Другой экс-иезуит Людвиг (Лайош) Миттерпахер (1734–1814) в 15 лет вступил в Общество Иисуса, снискал себе заслуженную славу пропаган­дой экономических знаний, после 1773 г. продолжил педагогическую деятельность и в 1801 г. был назначен ректором Пештского университета.

Тем, кто был существенно моложе, имел в глазах окружающих меньше заслуг и не распола­гал широким кругом полезных знакомств, определиться с дальнейшей судьбой было куда слож­нее. Наиболее уязвимой возрастной группой оказались те, кому было от 25 до 30 лет: они уже отдали ордену лучшие (как им казалось) годы жизни и прекрасно понимали, что скромная дол­жность приходского священника или школьного учителя не позволит им сделать карьеру, сопос­тавимую с той, что ждала бы их, не прекрати свое существование могущественное и влиятель­ное Общество Иисуса. Похоже, именно они решались на кардинальные перемены и начинали искать применение своим талантам и способностям в новых сферах деятельности.

Некоторые надеялись, что совершенное владение латынью — языком законодательства и адми­нистрации в Венгрии — откроет им путь к статской карьере. Иногда бывшим иезуитам удавалось устроиться на скромную должность. В 1778 г. Пал Пешти, диурнист (Диурнист — мелкий чиновник на поденной оплате в 1 фт.) архива Венгерской казен­ной палаты, писал: «С первого дня в сем департаменте я веду протоколы или переписываю их на­чисто; тружусь усердно, слушаюсь начальство, не причиняю никакого беспокойства, со всеми кол­легами живу в мире, посему, по милости вашего сиятельства, надеюсь на лучшее». Но эти осно­вания были сочтены недостаточными для назначения на более высокую должность (MOL. E 47. Magyar Királyi Kamara levéltára. Cancellariae et registraturae negotia. 24. cs. № 664 ex Febr. 1778). Впрочем, даже место диурниста было большой удачей. В архиве Венгерской королевской канцелярии сохра­нилась запись о ходатайстве Михая Видича, который в феврале 1774 г. «желал бы получить какое ни на есть вспомоществование из средств Общества Иисуса для продолжения учебы или же быть принятым в сию королевскую канцелярию хоть на какую-нибудь должностишку, зарезервирован­ную для хорватов, словенцев и сербов». Слово «должностишка» («officiolum») лишний раз подчер­кивало, что соискатель был согласен на самый скромный чин. Однако сменяемость кадров в кан­целярии была исключительно низкой, и даже в практиканты без жалования в этот совещательный орган при государе попадали обычно по особой протекции. На прошении Видича было начертано: «За отсутствием вакансии в сей королевской канцелярии прошение отклонить» (MOL. A Magyar Királyi Kancellária Levéltára. A 39. Acta generalia. 23/1774).

Хотя поступление на военную службу должно было казаться шагом во всех отношениях ра­дикальным, он не был лишен смысла. Габсбургская армия во второй половине XVIII в. откры­вала невиданные в мирных профессиях возможности социального роста. Венгерский военный ис­торик Й. Захар подсчитал, что с 1693 по 1815 гг. страна находилась в состоянии войны 87 лет. В таких условиях армии постоянно требовались честолюбивые молодые люди, готовые идти в бой ради воинской славы и сопутствующего ей повышения по службе. В XVIII в. даже сыновья аристократов начинали службу прапорщиками, постепенно восходя к высшим офицерским званиям. По подсчетам Захара, в вышеназванный период из 1 289 полковников императорско-королевской армии 550 человек (42,67 %) были мелкими, преимущественно безземельными дворянами, для которых военная служба оставалась едва ли не единственным доступным источником дохода. Недворяне в армии имели все шансы дослужиться до полковника и даже генерала, получив при этом дворянский, а в дальнейшем (не исключено) баронский и графский титул. Каждый пятый венгерский генерал, подсчитал историк, был недворянского происхождения (Zachar J. A katonai pálya mint karrierlehetıség a XVIII századi Magyarország elött. Történeti-statisztikai adalék atársadalmi mobilitáskérdéséhez // Írott éstárgyi emlékek kutatója. Emlékkönyv Bánkúti Imre 75. születésnapjára / Szerk. Mészáros K. Bp., 2002. 249–259. old).

Удачной военной карьере недавних иезуитов могли существенно помочь влиятельные патро­ны. В раннее Новое время узы верности, связывавшие мелкодворянские семьи с могуществен­ными аристократическими родами, поддерживались и укреплялись на протяжении многих поко­лений. Магнаты, занимавшие руководящие должности в королевских и сословных администра­циях или содержавшие пешие и конные полки, нуждались в доверенных и проверенных людях и находили таковых в семьях, испокон веков верой и правдой служивших их предкам. Вмешатель­ством аристократов-патронов в судьбы клиентов из числа мелких дворян и простолюдинов объяс­няются многие события в жизни бывших иезуитов, пытавшихся обрести свое новое призвание.

Интересна судьба экс-иезуита Ласло Клобушицки, семья которого принадлежала к числу кли­ентов графов Каройи. Род Клобушицких вел свое происхождение из верхневенгерского комита­та Тренчен, однако ветвь, о которой пойдет речь ниже, в конце XVII–XVIII вв. проживала в комитатах Берег и Сатмар. Представители этого семейства занимали должности в комитатс­кой администрации, подчиненных Казенной палате ведомствах, системе судопроизводства. Ласло Клобушицки был третьим ребенком в семье, где росли еще четверо сыновей и одна дочь. Так или иначе, в судьбе едва ли не каждого из них огромную роль играл Антал Каройи (1732–1791), императорско-королевский камергер и королевский стольник, наследственный фёишпан («губернатор») нескольких комитатов, в том числе Сатмарского, и владелец полка.

Не без участия или при прямой, в том числе финансовой, помощи со стороны графа Каройи два брата Клобушицки сделали внушительные административные карьеры: Антал дослужился до администратора 16-ти Сепешских городов (должность, сопоставимая с фёишпанской), а Йожеф стал губернатором Фиуме (Фиуме — совр. Риека в Хорватии) и фёишпаном комитата Боршод. Молодые люди, в свою очередь, считали Каройи вторым отцом, поверяли ему сокровенные мысли, обращались за советом и при­глашали в крестные своих детей. Еще три брата Клобушицки — Дёрдь, Ласло и Петер — в ран­ней юности вступили в орден иезуитов. После 1773 г. двое из них предпочли остаться в духов­ном звании, став священниками: Дёрдь со временем дослужился до каноника в Надьвараде, Петер в конце жизни был возведен в сан калочайского архиепископа. Ласло же при поддержке родных решил стать военным и поступить в полк Антала Каройи.

В июле 1774 г. Антал Клобушицки писал графу: «Брат Ласло как раз сейчас в Вене ждет на­значения, и Ее Величество выразила высочайшее удовольствие в том, если он начнет службу в пехоте, и вдобавок поинтересовалась, к службе в каком полку у него лучше лежит душа и к кому из владельцев собственных воинских частей он испытывает большее доверие. На что с нашей стороны последовал ответ, что с Божьей помощью все мы взросли под крылом и покровительством графа Каройи, и мой братец воспринял бы с глубочайшей благодарностью, если бы Ее Величество приписало его к полку вашего сиятельства. Весьма вероятно (о чем нас на днях должны известить), полк вашего сиятельства вскоре пополнится еще одним кадетом, так что, если его военная судьба не распорядится иначе, имею честь рекомендовать отеческой за­боте и руководству вашей светлости моего бедного братца» (MOL. Károlyi család. Missiles. P 398. № 40069).

В конце августа 1774 г. прошение Ласло Клобушицки было удовлетворено, и он отбыл к мес­ту службы, где постоянно испытывал отеческую заботу своего благодетеля. В марте следую­щего года новоиспеченный кадет писал своему командиру и благодетелю: «Во время вашего здесь пребывания у меня не было возможности облобызать ваши дражайшие руки и смиренно испросить помощь на кое-какую мелочишку. Ваше сиятельство! Так ли, иначе ли сложится моя судьба, мне не на кого надеяться, кроме Вас, но и впоследствии, какого человека ни сделает из меня ваше сиятельство, во мне всегда будет живо почтение, что я стал тем, кого из меня со­благоволило сделать ваше отеческое попечение. Ныне же молю ваше сиятельство выделить мне через полкового счетовода пару форинтов на какую-никакую одежонку и прочее необходи­мое» (Ibid. № 40463). Всего в архиве графов Каройи сохранилось 20 писем Ласло Клобушицки, датированных 1775–1790 гг. Офицер не забывал поздравить патрона с Рождеством, Пасхой или именинами, не раз благодарил за денежное вспомоществование, заверял в вечной верности. Некоторые из этих цветистых по стилю писем кажутся списанными с письмовника: оставаясь знаками уважения и благодарности, они мало говорят о мыслях, чувствах, чаяниях бывшего иезуита.

Судя по этим письмам, карьера Ласло Клобушицки сложилась блестяще: через пять лет — стар­ший лейтенант, еще через десять — капитан. Свет на то, как происходило продвижение офицера Клобушицки по службе, проливают письма его старшего брата Антала, который внимательно следил за успехами новоиспеченного офицера и не упускал случая замолвить за него словечко перед Каройи: «За продвижение моего брата Ласло по службе, которым он всецело обязан осо­бой отеческой заботе вашего сиятельства, — писал он в марте 1779 г., — мы благодарим от все­го сердца; поелику же доподлинно стало известно, что в полку вашего сиятельства после кончи­ны капитана господина Ушовича на вакантную должность будет назначен один из старших лей­тенантов, смиренно рекомендую вашему сиятельству поименованного брата моего, уповая, что при возможности не преминете оказать ему содействие». Не прошло и трех недель, как искрен­не или притворно удивленный Антал вновь писал к Каройи: «Поскольку в своем ответе ваше сиятельство соблаговолило назвать брата моего старшим лейтенантом, я смею полагать, что случилось это из милости вашего сиятельства, и выражаю вам свою нижайшую благодарность, если только нескрываемая радость моя не вызвана опиской вашего секретаря» (Ibid. № 40080; 40081).

Столь быстрое продвижение по службе — за пятнадцать лет из кадетов в капитаны — можно считать исключением из правил. При всем том, что социальная мобильность в армии была вы­сока, сам факт поступления на военную службу никому не гарантировал головокружительного карьерного роста. Например, переписка Ференца Надашди с офицерами свидетельствует, что гораздо чаще молодые люди безуспешно осыпали генерала слезными мольбами принять во вни­мание их долгую безупречную службу, финансовые трудности и иные обстоятельства и присво­ить им очередное воинское звание. Порой они не гнушались приводить в пример товарищей по полку, которым новый чин достался якобы незаслуженно. Некоторые так и выходили в отставку в звании прапорщика, потеряв всякую надежду сделать успешную карьеру военного (См., например, письма графа Марии Непомука Энгельсхауса, пять лет прослужившего прапорщиком в полку Надашди и в 1778 г. вышедшего в отставку, не дождавшись производства в младшие лейтенанты: Ibid. P 507. 30. cs. № 255). В этом отношении экс-иезуитам было, пожалуй, труднее других, так как более поздний старт военной карьеры оставлял меньше надежд (если только в их судьбу не вмешивался благосклонный по­кровитель) на успешную конкуренцию с однополчанами.

Рассмотрим сохранившиеся свидетельства о поступлении на военную службу экс-иезуитов Карла Хензелера и Якоба Шушича, в жизни, которых решающую роль сыграло знакомство с Ференцем Надашди. Как хорватский бан (королевский наместник) и боевой генерал граф На­дашди пользовался в Вене непререкаемым авторитетом в вопросах, касавшихся зачисления вы­ходцев из Хорватии — Славонии в учебные (прежде всего военные) заведения монархии. Не один кадет Военной академии в Винер-Нойштадте был обязан ему своим зачислением (См, например, письма директора Военной академии в Винер-Нойштадте графа Антона Коллоредо: Ibid. 28. cs. № 211; а также петиции вдовы Катарины Хаммерин о зачислении в академию ее сына: Ibid. 33. cs. № 341). Осведом­ленный, вероятно, об этом Шушич прямо писал: «Трудно себе представить, что там отвергнут того, кого рекомендует ваше сиятельство» (Ibid. 41. cs. № 693. Письмо от 20.I.1774 г.). Оба экс-иезуита решили воспользоваться фактом личного знакомства, чтобы устроить свою дальнейшую судьбу.

И Хензелер, и Шушич принадлежали к тому самому поколению тридцатилетних, которым годы, отданные Обществу Иисуса, казались теперь вычеркнутыми из жизни. Позднее Хензелер писал своему патрону: «Нужно поскорее оставить позади те полностью потерянные девять лет, что я ревностно употребил на службу государству в ордене иезуитов» (Ibid. 33. cs. № 347. Письмо от 1.ХI.1778 г.). Шушич испрашивал повыше­ния в звании едва ли не в тех же выражениях: «Это была бы наилучшая возможность вернуть те годы, что я потерял в духовном звании, и обрести счастье» (Ibid. 41. cs. № 693. Письмо от 22.II.1778 г.). Армия стала для них средством реализовать амбиции и употребить жар души, с которым они подростками вступали в орден.

Хензелер, судя по письмам, после роспуска ордена иезуитов служил учителем при юных гра­фах Фридрихе Патачиче и Иоганне Йозефе Хамаре-Харбувале, обучавшихся в венской Терези­анской академии. Весной 1774 г. в доме матери одного из них, графини Катарины Патачич, мо­лодой аббат (ему было, по всей вероятности, около 30 лет) познакомился с графом Надашди и загорелся идеей поступить в его полк прапорщиком. Графиня же со своей стороны желала от­благодарить Хензелера за заботы о воспитании ее сына, потому обещала всяческое содействие.

Об обстоятельствах, при которых Шушич познакомился с Надашди, письма умалчивают. Посколь­ку молодой человек ссылался на неоднократно оказывавшееся ему в прошлом великодушное покро­вительство генерала, можно предположить, что они были знакомы до того, как экс-иезуит в 1774 г. попросил направить его на учебу в Вену. Род деятельности молодого человека требовал познаний в математике: он упоминает некоего старшего вахмистра Орта и «прочих землемеров», которые под­метили в нем способности к этой науке. Они же побудили Шушича обратиться к графу с такой просьбой, поскольку дома (письмо написано в хорватском городе Петриня) не было никакой возможности без необходимых книг и опытных учителей добиться значительных успехов.

Жажда познания и вера в то, что образование открывает путь к успешной карьере, похоже, объе­диняли молодых людей. Полный надежд Хензелер, едва только получил подтверждение, что На­дашди зачисляет его в свой полк прапорщиком, начал с удвоенной энергией посещать лекции по геометрии, астрономии, фортификации, читавшиеся кавалерам в Терезиануме, и вообще «прово­дить время в усвоении всех тех знаний и наук, которые необходимы для молодого образованного офицера» (Ibid. 33. cs. № 347. Письмо от 16.VIII.1774 г.). Первое письмо после присвоения воинского звания отправлено 4 апреля 1775 г. из Кос­тайницы. Молодой человек казался полным решимости и далее пополнять свой багаж полезных знаний. «Я недавно сказал вашему сиятельству, что хотел бы научиться читать и писать на кирил­лице», – сообщал Хензелер генералу. И продолжал: «Вчера мне в руки попало письмо, адресован­ное вахмистру Бароновичу, и я обнаружил, что буквы во многом схожи с греческими; надеюсь, что мне хватит и недели овладеть этим искусством настолько, чтобы бегло читать входящую кор­респонденцию». Скорее всего, молодой человек владел хорватским (что косвенно подтверждает­ся его знакомствами в среде венгерско-хорватской аристократии), поэтому речь шла не об овла­дении новым языком, но лишь об усвоении правил чтения при кириллической транслитерации.

Просьба Шушича о направлении на учебу в Вену вскоре также была удовлетворена. В сентяб­ре 1774 г. он поздравил графа с именинами письмом из Вены, подписавшись «кадет Якоб Шушич» (Ibid. 41. cs. № 693. Письмо от 30.IХ.1774 г.). Однако жизнь в Вене оказалась полной тягот и лишений, не в последнюю очередь материальных. Уже в январе 1775 г. новоиспеченный кадет признавался, что, будь он моложе, с готовностью про­должал бы вести нищенское существование в имперской столице. Однако в его летах («мне уже тридцать лет, и какие перспективы могут меня ожидать?») учеба, казавшаяся в далекой Петрине пределом мечтаний, превращалась в препятствие на пути успешной карьеры: чем позднее он при­будет в полк, тем позднее получит право на повышение по службе. По этим причинам Шушич просил Надашди поскорее присвоить ему воинское звание и дозволить отбыть в расположение ча­сти (Ibid. Письмо от 26.I.1775 г.). Последнее письмо из Вены отправлено в марте 1775 г. Следующее датировано уже 1778 г.: за это время Шушич окончил учебу, вернулся в полк и получил звание лейтенанта.

Письма, сохранившиеся в архиве Надашди, позволяют утверждать, что оба экс-иезуита дос­лужились как минимум до звания лейтенанта. Последнее письмо от Хензелера было написано 1 ноября 1778 г. в Райхенберге (Райхенберг — совр. Либерец в Чехии) (шла Война за баварское наследство) и содержало просьбу о присвоении чина старшего лейтенанта (Ibid. 33. cs. № 347. Письмо от 1.XI.1778 г.). Новых писем от него в адрес генерала не поступало. Неизвестно, погиб ли Хензелер на войне, знаменитой тем, что в ней так и не было дано гене­рального сражения, подал ли в отставку, посчитав возможности карьерного роста в армии ис­черпанными, или служил, не беспокоя более своего патрона новыми просьбами. Шушич весь 1778 г. настойчиво просил тот же чин, находясь в Петрине, где, кстати, судя по последнему письму от 8 ноября 1779 г., намеревался открыть подобие инженерной школы. Письма умалчивают, по­лучил ли он искомое звание, и как сложилась его судьба.

Выяснение дальнейших обстоятельств службы этих и им подобных офицеров, изначально го­товившихся к церковной карьере, потребует специального военно-исторического исследования. Здесь же подведем некоторые предварительные итоги. Орден иезуитов был знаменит своей же­лезной, по сути военной, дисциплиной. Не случайно его глава носил звание генерала. Вероятно, молодые экс-иезуиты, прежде рассчитывавшие на быструю карьеру в Обществе Иисуса, со­чли, что армия — самый быстрый путь наверстать упущенное и возместить утерянное. Хорошее образование и нескрываемое честолюбие сделали возможным, даже облегчили, переход из ду­ховного звания в ряды офицерства.

Рассмотренные примеры ярко иллюстрируют господствовавшие в обществе представления о карьере как долгосрочном «капиталовложении»: ее следовало начинать как можно раньше и по­стоянно накапливать заслуги как основу успешного продвижения по службе. Смена рода дея­тельности (сама по себе свидетельствовавшая о высокой горизонтальной мобильности) откры­вала новые горизонты, но и налагала неизбежные ограничения — невозможность тягаться с теми, кто выбрал данную профессию с ранней юности. Отсюда и показное служебное рвение, и плохо скрываемые ноты отчаяния, столь отчетливо проявившиеся в цитированных письмах (Об офицерском корпусе Габсбургской монархии, его социальном составе и карьерных стратегиях в более поздний период см.: Deák I. Beyond Nationalism: A Social and Political History of the Habsburg officer Corps, 1848–1918. New York – Oxford, 1990).

Наконец, приведенные выше случаи свидетельствуют о важной роли института патроната (вер­тикальных социальных связей), без которого подобные перемены в жизни и адаптация к ним вряд ли были бы возможны. Примечательно, что исследования о формах отношений между патрона­ми и клиентами занимают все большее место в исследованиях последних лет (Ср.: Droste H. Patronage in der Frühen Neuzeit – Institution und Kulturform // Zeitschrift für Histrische Forschung. 2003. № 30. S. 555–590).

Дальнейшее изучение карьерных стратегий, побудительных мотивов при выборе и смене рода деятельности и тому подобных вопросов позволит приблизиться к пониманию мировоззрения и социального поведения человека раннего Нового времени.