От сараевского злодеяния до принятия решения Австро-Венгрией об ультиматуме Сербии прошли две полных напряжения и ожидания недели, в течение которых дипломаты, военные и политики денно и нощно занимались судорожными поисками адекватного ответа на сербский вызов. Генерал Конрад сразу же после покушения потребовал всеобщей мобилизации и объявления войны Белграду, ибо в противном случае, доказывал он, престижу Монархии будет нанесен непоправимый ущерб и она перестанет существовать в качестве великой державы. Его склонен был поддержать и сам Франц Иосиф.
В личном послании императора-короля германскому кайзеру, которое Хойош привез в Берлин 3 июля, Франц Иосиф, убеждая Вильгельма II в необходимости решительных действий, подчеркивал, что сараевское покушение есть “прямое следствие панславистской агитации русских и сербов, единственной целью которой является ослабление Тройственного союза и разрушение моей империи… О примирении противоречия, разделяющего нас с Сербией, теперь уже и думать не приходится, и до тех пор, пока безнаказанно существует этот очаг преступной агитации в Белграде, под угрозой будет миролюбивая политика всех европейских монархов”.
Единственный, кто мужественно и в одиночку боролся против охватившего всю австро-венгерскую верхушку военного психоза, был венгерский премьер граф Иштван Тиса. По иронии судьбы впоследствии он же оказался единственным, кто поплатился жизнью за развязанную мировую войну. Его убили восставшие солдаты в Будапеште в ноябре 1918 г., поскольку именно он в течение четырех лет, полных страданий и бедствий для всей Европы, символизировал в глазах масс войну.
Тиса был последователен в мыслях и непреклонен в поступках. Эти личные качества сделали его истинной главой военной партии в Австро-Венгрии, самым решительным из ее военных и политических деятелей сторонником продолжения войны до конца и союза с кайзеровской Германией. За это он и поплатился своей жизнью. Тиса стал неодолимым препятствием на пути всех, кто был готов ради спасения Монархии пойти на сепаратный мир за спиной германского союзника, сделавшись главной мишенью яростных атак либерально-демократической и пацифистской оппозиции в самой Венгрии. Новый император Карл, едва получив корону Св. Иштвана из рук самого Тисы, “не переводя дыхания”, поспешил избавиться именно от непреклонного венгерского премьера. Демонстрируя последовательную приверженность линии на продолжение бесперспективной войны, в успешное завершение которой сам никогда не верил, Тиса на следующий день после своей отставки отправился на фронт, где в Италии командовал дебреценским полком венгерских гусар.
Тиса ясно сознавал, что эта война ничего хорошего не сулит ни Монархии, ни Венгрии. Успех и неудача в равной мере страшили его: победа привела бы к усилению централизаторских устремлений венской камарильи, радикальному нарушению дуалистического равновесия и, как следствие, кардинальному падению позиций своей страны в империи, поражение угрожало ее целостности. Он, как и вся венгерская политическая элита, в собственных национальных интересах решительно противился любым новым территориальным приобретениям как для самой Венгрии, так и для Австрии. На исторических коронных советах июля 1914 г. именно граф Тиса категорически возражал против захвата сербских территорий, это протокольно зафиксировано. Пожалуй, за исключением США, Венгрия была единственной участницей мировой войны, которая не ставила своей целью завоевание территории.
Как другие. Тиса был глубоко возмущен террористическим актом в Сараево, несмотря на всем известную свою личную неприязнь к жертве покушения, впрочем, взаимную. Еще больше его встревожила обстановка в Вене, куда он прибыл 1 июля, здесь царила атмосфера паники, психоза, воинственности, охвативших военное и политическое руководство империи. В целом в империи весть об убийстве была воспринята спокойно. По свидетельству очевидцев, Вена продолжала веселиться, в парках и ресторанах гремела музыка, как ни в чем ни бывало. О Венгрии, которая имела все основания опасаться как раз прихода к власти покойного кронпринца, и говорить не приходится.
Совсем иные настроения царили в правящих кругах империи. Конрад воспринял теракт студента-фанатика Гаврилы Принципа и его товарищей “как объявление Сербией войны Австро-Венгрии… на которое ответ может быть один – война”. К военному решению склонялся и Берхтольд. В первые дни июльского кризиса Тиса испытал сильнейшее давление со стороны своего парламента, требовавшего энергичных действий против Сербии. Но он не только продолжал твердо отстаивать собственную позицию, более того, всячески пытался успокоить оппозицию и венгерскую общественность, возмущенную попустительством властей соседнего государства международному терроризму. В противоположность большинству австро-венгерских лидеров он еще в 1913 г. пришел к убеждению, что конфликт с Сербией, неминуемо приведет к войне с Россией. А после Сараево на этот счет у него не осталось никаких иллюзий. Поэтому Тиса всеми силами противился сербскому ультиматуму. Не ради целостности и сохранности Сербского королевства, а во избежание катастрофического для Монархии и собственной страны вооруженного конфликта со славянским гигантом.
“Сербскому правительству надо дать время, чтобы доказать ему свою лояльность”, говорил Тиса графу Берхтольду, министру иностранных дел, настойчиво пытаясь удержать его от рокового шага, указывая на “отсутствие достаточных оснований для привлечения к ответственности Сербии”, и на крайнюю неблагоприятность международной обстановки и соотношения сил с точки зрения интересов Монархии и ее союзников.
Однако к середине июля Тиса радикально изменил свою позицию. Под неимоверным давлением властителей Монархии и ее главного союзника на решающем заседании коронного совета под председательством Франца Иосифа Тиса снял свои принципиальные возражения и практически дал добро на войну. Радикальная перемена в позиции главы венгерского правительства, от мира (7 июля) к войне (19 июля) в течение менее чем двух недель, как известно, произошла после обмена мнениями Тисы с кайзером и послом Германии в Вене фон Чиршки, последний не уставая повторял: “Теперь или никогда!”. Воинственный настрой посла Вильгельма был подкреплен результатами миссии Хойоша.
В литературе относительно причин внезапной перемены позиции Тисы высказываются различные мнения. Давно известные факты в современной историографии интерпретируются по-разному. По мнению ряда венгерских историков, главной причиной перехода Тисы на позицию партии войны была уверенность в том, что удастся привлечь на сторону Центральных держав Болгарию с тем, чтобы держать в узде колеблющуюся союзницу Румынию. Кроме того, германское правительство, располагавшее действенными рычагами давления на Бухарест, твердо заверило Вену и Будапешт в том, что Румыния останется нейтральной, а если и вступит в войну, то только на стороне Центральных держав.
Это имело важное значение, поскольку, снималась угроза нападения Румынии в тыл австро-венгерской армии, отпадала опасность вторжения румынских войск в Трансильванию. И этот аргумент должен быть принят во внимание, но считать его главной причиной нет достаточных оснований. Будучи государственным деятелем имперского масштаба, Тиса в своих решениях никогда не исходил только из узко венгерских национальных интересов, ибо понимал, что эти самые интересы, да и само существование Венгрии, в конечном счете, были неразрывно связаны с благополучием Монархии, а также ее союзных отношений с Германией. Венгерский ученый Ференц Пелёшкеи, современный биограф Тисы, считает, что “вера в материальную, военную и духовную мощь Германии была и осталась самым слабым пунктом его внешнеполитической концепции, и со свойственной ему последовательностью он оставался ей верным до конца”. В литературе высказывается также предположение о том, что единодушное выступление венгерской оппозиции и общественности в пользу решительных действий против Сербии сыграло свою роль в переходе главы венгерского кабинета на позиции военной партии.
Тиса склонился перед волей глубоко почитаемого им престарелого и многоопытного монарха. За день до решающего заседания коронного совета Тиса получил послание императора-короля о том, что последний “придает важное значение тому, чтобы как можно скорее было устранено различие во взглядах” между венгерским премьером и другими участниками заседания. Приняв решение, Тиса проводил политику войны решительно, целеустремленно, без всяких колебаний. Он стал одним из соавторов сербского ультиматума, составленного графом Форгачом, положившего начало цепной реакции объявления войны. Меньше, чем через год, Франц Иосиф предложил Тисе пост министра иностранных дел империи. Тот вежливо отклонил лестное предложение: “Влиять на иностранные дела позволяет мне и нынешний мой пост из Будапешта, но покинуть Будапешт означало бы для меня уйти из венгерской политической жизни… Осуществление моих планов и их завершение важно и с точки зрения консолидации международных позиций Монархии”. В преемники Берхтольда Тиса предложил своего близкого соратника Иштвана Буриана, который и возглавил внешнеполитическое ведомство империи на Бальхаузплац.
В манифесте, обнародованном в день начала войны с Сербией, император-король взял на себя лично всю ответственность за предпринятый шаг: “Я все взвесил, я все обдумал”. Оказалось, однако, что, несмотря на 60-летний опыт царствования, в целом благополучного, без скачков, взрывов и потрясений не в последнюю очередь благодаря осторожной осмотрительности самого монарха, далеко не все им было обдумано и взвешено.