В. В. Миронов
[449] В конце октября 1917 г. ведущие газеты Австро-Венгрии обошла сенсация: усиленная германскими дивизиями имперская армия прорвала итальянский фронт, совершив «чудо при Капоретто». В течение нескольких недель с первых полос прессы не сходили публикации о продвижении обеих армий по территории северных провинций Италии (Egyed Marie – Theres. Die Kriegberichterstattung // Waffentreue. Die 12. Isonzoschlacht 1917. Begleitband zur Ausstellung des Osterreichischen Staatsarchivs. 23. Oktober 2007 — 1. Februar 2008 / Hg. Manfried Rauchensteiner. Hsg. Von der Generaldirektion des Osterreichischen Staatsarchivs. Wien, 2007. S. 73–74.). Ошеломляющий военный успех, достигнутый в 12-м по счету сражении на Изонцо (Соче), резко контрастировал с бедственным положением в тылу. В городах остро ощущалась нехватка топлива в условиях надвигавшейся зимы. Система распределения продовольствия, введенная еще в январе 1915 г., была близка к краху (Ibid. S. 65.).
Победители угощаются трофейным итальянским вином
Корреспонденты, описывавшие славный путь австро-венгерской армии, умалчивали о ее мотивации. А она имела мало общего с преподносившейся в печати идеей «страшного суда» над неверным и вероломным союзником (Ibid. S. 70.). Помыслы сильно изголодавшихся военнослужащих имперской армии были направлены на то, чтобы добыть себе продовольствие. По воспоминаниям словенского офицера М. Ваухника, источник всеобщего воодушевления в период подготовки к прорыву у Капоретто крылся не в патриотизме, а в голоде, от которого страдала армия: «Довольствие было катастрофически [450] плохим. Пример. Вечером я как офицер получил кусок вонючей колбасы, в качестве хлеба кукурузную лепешку, которые я положил в сумку. Хлеб был выпечен так, что его нельзя было ни отрезать, ни отломить, а нужно было сразу положить его в сумку, поскольку он разламывался… Поэтому неудивительно, что перед атакой в армии царила эйфория. “Завтра мы поедим по настоящему”, — говорили солдаты, — “в итальянских окопах мы найдем все. Мясо, рис, кофе, белый хлеб, печенье, шоколад, вино, ликер. У итальянцев всего этого в достатке”. Это не требовало никаких зажигательных обращений со стороны генералов и других офицеров. Это было наступление сомневающихся, которые едва могли ожидать, по настоящему поесть и выпить, не зная о том, должны ли они будут за это погибнуть или стать инвалидами» (Цит по: Verginella М. Die Isonzofront in der slowenischen Literatur und in Aufzeichmmgen slowenischer Soldaten // Isonzo-Protokoll / Hsg. von Moritsch A. und Tributsch G. Klagenfurt–Ljubljana–Wien, 1994. S. 61–63.). Обессиленные от голода военнослужащие на пути наступления часто отставали от своих формирований (Osterreichisches Staatsarchiv (Wien) — (далее — OStA) — Kriegsarchiv (далее — KA) — Militargerichtsarchiv (далее — MGA), Gericht der 28. Infanteritruppendivision (далее — ITD), Karton 2909/1916–1918, Strafakt E 5283/1918, Straka Vinzenz, Strafakt E 4813/1918 Johann Jufik, Strafakt E 4927/1918 Jary Franz.).
В ходе продолжавшегося до начала декабря 1917 г. наступления австро-германские войска взяли в плен 250.000 военнослужащих итальянской армии и захватили значительные трофеи. Фронт стабилизировался на реке Пьява и в районе горного массива Монте Граппа. Под контроль оккупационных держав перешла территория площадью 140 тыс. кв. километров. В административном отношении она охватывала провинцию Удине, Беллюно и части провинций Венеция, Тревизо и Виченца. По данным переписи населения, проведенной весной 1918 г. военными властями, на оккупированной территории проживало 731.416 человек. В мирное время население указанных провинций насчитывало около миллиона жителей. Верхушка общества, включая чиновников, помещиков, интеллигенцию, священников, бежала вместе с отступавшей армией во внутреннюю Италию. Сельское население и беднейшие слои города остались в местах своего проживания (Mayerhofer C. Die osterreichisch-ungarische Militarverwaltung in den besetzten Gebieten Italians, November 1917 — Oktober 1918. Wien, 1970. Univ. Diss. S. 7–9; Corni G. Die Bevolkerung von Venetien unter der osterreichisch-ungarischen Besetzung 1917/1918. Ein „Versaumnis” der Geschichtsschreibung // Zeitgeschichte, 17 Jg., Heft 7/8 (Wien). 1990. S. 312–314.).
В центре внимания статьи — комплекс проблем, связанных с характером взаимоотношений между оккупационной австро-венгерской [451] армией и местным населением. При подготовке статьи автор опирался на документы и материалы, хранящиеся в Венском военном архиве (Австрия).
Отсутствие материальных ресурсов и кадровая проблема заставили оккупантов отказаться от планов учреждения единого генерал-губернаторства. В декабре 1917 г. между Австро-Венгрией и Германией было подписано соглашение о разделе военной добычи, установившее пропорцию 1:1 (Rauchensteiner М. Der Tod des Doppeladlers. Osterreich -Ungarn und der Erste Weltkrieg. Graz–Wien–Koln, 1994. 2 Aufl. S. 522.). Германские войска находились в Италии до весны 1918 г., после чего были переброшены на Западный фронт. Территория оккупированных провинций подчинялась командованию Конрада фон Гетцендорфа (10-я и 11-я армии) и учрежденному в январе 1918 г. командованию армейской группы Светозара Бороевича фон Войны (Изонцская и 6-я армии) (Cornwall M. The Undermining of Austria-Hungary: the battle for hearts and minds. Basingstoke–London–N.Y., 2000. P. 82.). 22 ноября 1917 г. Верховное командование издало распоряжение, передававшее всю полноту судебных полномочий военным трибуналам. С этой целью при каждом военно-судебном органе первой инстанции (претура) и каждом трибунале учреждался уголовный суд, укомплектованный из офицеров юридической службы. Сфера действия распоряжения охватывала наиболее тяжкие преступления, совершавшихся против вооруженных сил: подстрекательство к нарушению воинского долга, шпионаж, агитация. 21 января 1918 г. оглашением законов военного времени расширилась компетенция трибуналов. Под смертную казнь подпадали измена, оскорбление Его Величества, нарушение общественного порядка, намеренное повреждение железнодорожных путей и телефонных линий, убийство, кража и мошенничество (Mayerhofer C. Op. cit. S. 234–236.). Жителям запрещалось покидать свой округ без письменного разрешения (пропуска) военных властей. Для пресечения контактов с врагом, местному населению не разрешалось разжигать костры, подавать световые сигналы, звонить в колокола, вывешивать белье во дворах, собираться на сходки, укрывать военнослужащих итальянской армии, портить источники и колодцы, утаивать продукты и товары, особенно военного назначения. Все оружие и боеприпасы подлежали немедленной сдаче ближайшей военной комендатуре (Ibidem.). Особые страдания выпали на долю тех жителей, жилища которых находились на расстоянии десяти километров от реки Пьява, служившей линией фронта. В начале [452] декабря 1917 г. тысячи людей были принудительно эвакуированы, став вынужденными переселенцами (Corni G. Op. cit. S. 315–316.).
Было бы упрощением представлять себе опыт, приобретенный обеими сторонами, в черно-белых тонах, проводя четкий водораздел между «хорошими» (местное население) и «плохими» (оккупанты). Со временем по мере ухудшения снабжения продовольствием армии и местного населения наладилось взаимодействие, источником которого стало взаимное сочувствие. По меткому замечанию итальянского исследователя Г. Корни, «с обеих сторон заметили, что находятся в одной и той же лодке, лодке полной голода и безнадежности» (Ibid. S. 312.).
Войска Австро-Венгрии и Германии вступили в провинции, до 1866 г. принадлежавшие Габсбургам. Это вызвало в ряде мест всплеск ностальгии по временам Австрийской империи. В Порденоне из толпы зрителей вышла группа женщин, преподнесшая сигары вошедшим в город военным. Вскоре в сознании населения произошла четкая дифференциация. Германские военнослужащие проявили себя варварами, чиня насилия и грабежи, а в облике австрийских солдат местным бросилась в глаза, прежде всего их человечность. Солдаты австровенгерской армии запомнились своей изношенной униформой и легко читавшимся на их лицах голодом (Ibid. S. 315.).
Первое время изголодавшиеся солдаты, пользуясь царившей неразберихой, были поглощены грабежами не оказывавшего сопротивление итальянского населения. В немалой степени произвол военных был спровоцирован самим командованием, разрешившим самоснабжение армии в период осеннего наступления 1917 г. за счет местного населения. Высокие темпы продвижения войск чрезвычайно затруднили своевременный подвоз продовольствия и амуниции из тыловых районов. Судя по материалу уголовных дел, вставшие на преступный путь военнослужащие руководствовались «правом победителя», не считая свои действия чем-то предосудительным и противозаконным. Так, 10 ноября 1917 г. в Тамбре преступный дуэт в составе фельдфебеля и пехотинца присвоил золотые украшения и предметы одежды, хранившиеся в шкафу у местной жительницы. По показаниям подсудимых, вскоре представших перед военным трибуналом 55-ой пехотной дивизии, они «были совсем завшивлены и хотели надеть на себя новое белье, для чего чувствовали себя полностью правомочными во вражеской стране, тем более что они (подсудимые. — В. М.) видели, что каждый брал то, что хотел, и [453] никто ему не мешал. Пришел приказ, что войска должны питаться со страны». Отправлявшие судейские полномочия офицеры солидаризировались с подсудимыми, вынеся им оправдательный приговор. В октябре 1918 г. Верховное командование отменило данное судебное решение, подчеркнув, что «…подобный приказ (приказ о самоснабжении. — В. М.) не дает права отдельному солдату лично обогащаться за счет населения в оккупированных областях, грабить и совершать кражи. Оглашением законов военного времени рядовые предостерегались от таких действий, и обращалось их внимание на их уголовную наказуемость. В настоящем случае речь идет не о предметах, которые служили для удовлетворения потребностей в пище и одежде, а о ценностях, которые подсудимые, по их словам, хотели прихватить на память…» (OStA–КА–MGA, Gericht der 55. ITD, Karton 7232/1917–1918, Strafakt К 747/1918, Knodel Robert, Latinovic Jovo. K.u.k. Armeeoberkommando, Pers. №. 23667 JR 1918, 11.10.1918.).
Военное присутствие в чужой стране накладывало свой отпечаток на поведение рядового и командного составов. Взаимоотношения расквартированных в населенных пунктах военнослужащих с мирными жителями нередко характеризовались насилием, в том числе сексуальным. Многие преступления совершались в состоянии алкогольного опьянения. Нижним чинам было сложно удержаться от подобного соблазна в стране с развитой культурой виноделия. Помутившееся сознание оккупантов отказывалось признать тот факт, что их возлияниям может быть поставлен какой-то ограничитель. Желание победителей превращалось в закон для побежденных. Типичны в этом отношении установленные следствием обстоятельства тяжелой травмы, нанесенной 4 февраля 1918 г. захмелевшими австрийскими военными проживавшему в Витторио Венето двадцатилетнему Виторио Д. Расквартированные в двух хлевах его дома восемнадцать солдат под началом формейстера, не довольствуясь распитыми 3–4 литрами вина, потребовали от хозяина «продолжения банкета». Отказ Виторио Д. пойти навстречу потерявшим над собой контроль военнослужащим вызвал с их стороны бурную реакцию. Формейстер ударил хозяина в лицо и тот, опасаясь нападения всех находившихся в хлеву солдат, поспешил выбежать из помещения. Вскоре он заметил, что два военнослужащих пошли за ним следом. Виторио Д., вытащив спрятанную поблизости от хлева итальянскую винтовку, найденную им в январе того же года, выстрелил в воздух. Он хотел только напугать преследовавших его военнослужащих, но выстрел произвел обратный эффект: набросившись на Виторио Д., они [454] вырвали из его рук винтовку. Ее штыком формейстер дважды нанес удар в лобную кость итальянца, а другой военный пустил в ход кулаки. В итоге житель Витторио Венето потерял сознание. Вскоре из потерпевшего он превратился в обвиняемого за несдачу огнестрельного оружия (OStA–KA–MGA, Feldkriegsgericht (далее — FKG) der 6. Armeekommando (далее — 6 АК) (Quartiermeisterabteilung), Karton 2209/1918, Strafakt К 710/1918.). Приобщенное к делу медицинское заключение позволяет судить о степени тяжести причиненного здоровью мирного жителя вреда: «В области лобной кости находится нанесенная ножом рана; она длиной 8 см., вертикально направлена и проходит сквозь мягкие ткани и толщину лобной кости, откуда выступает мозговое вещество. Слева от раны находится вторая, идущая сверху вниз и слева направо, почти достигая нижнего конца первой раны. Она также проходит через мягкие ткани и кости черепа, откуда выступает мозговое вещество. Между обеими ранами под кожей находится подвижный осколок кости, удаленный несколько дней назад…» (Ibidem. Gutachten und Krankengeschichte.).
Случалось, что распоясавшиеся оккупанты пускали в ход кулаки против женщин. 13 февраля 1918 г. трибунал 58-ой пехотной дивизии приговорил формейстера 1-го полка полевой артиллерии Л. Крафта к месяцу гарнизонного ареста. Ему инкриминировалось избиение в состоянии алкагольного опьянения крестьянина Л. Бальдисини и его дочери. Войдя в хлев, осужденный ударил занятую кормлением животных младшую дочь Л. Бальдисини, на крики которой прибежал отец. Крафт нанес ему удар в лицо. На просьбу Л. Бальдисини урезонить хулигана, обращенную к присутствовавшему там же взводному, Крафт повторно ударил в лицо крестьянина, держа в руке сложенный перочинный нож (OStA–KA–MGA, Gericht der 58. ITD, Karton 2944/1918, Strafakt К 143/1918, Leopold Kraft. Urteil von 13.02.1918.).
Обеспечение правопорядка в оккупированных провинциях возлагалось на полевую жандармерию. К ее компетенции относились розыск дезертиров и лиц, обвининявшихся в шпионаже, задержание военнослужащих без документов, военнопленных и контроль над итальянскими военнообязанными (Geschichte der Gendarmerie in Osterreich-Ungarn. Adjustierung 1816–1918. Einsatze im Felde 1914–1918 / Hrsg. von Hinterstoisser H. und Jung P. Wien, 2000. (Osterreichische Militargeschichte. Sonderband 2000 — 2). S. 145.). В докладе, подготовленном комендатурой г. Удине в апреле 1918 г. (резиденция командования армейской группы С. Бороевича фон Войны) среди прочего обращалось внимание на состояние общественной безопасности. Констатируя полное отсутствие правонарушений со стороны [455] населения, способных вызвать беспорядки, автор доклада отмечал, что угрозу безопасности мирным жителям создавали размещенные в сельской округе маршевые формирования и проходившие обучение воинские части. Вследствие недостаточного довольствия рядового состава и лошадей наблюдались кражи скота, птицы, продуктов и кормов. Тесно связанными с кражами оказывались деликты, совершавшиеся военнослужащими как в отношении пытавшихся защитить свою собственность гражданских лиц, так вмешивавшихся военно-контролирующих органов. В докладе приводились факты убийств и нападений на жандармов со стороны военнослужащих. Так, 28 февраля 1918 г. пьяными солдатами был убит ефрейтор полевой жандармерии Сенянович, а 30 марта жандармы Грюнфельд и Цех при задержании ворвавшихся на отдаленный хутор мародеров получили тяжелые ранения (Ibid. S. 144.).
Целые воинские подразделения зачастую сбивались в банды, терроризируя сельское население и вступая в вооруженные стычки с патрулями жандармерии (Mayerhofer С. Op.cit. S. 209.). Дневники гражданских лиц и материалы, собранные королевской следственной комиссией по окончании войны, передают страдания, выпавшие на долю сельского населения: «Вражеские солдаты врывались в дома с примкнутыми штыками, и брали все, что им нравилось. Горе тому, кто смел возражать. Первое время солдаты действовали сообща, по 10–20 человек, а часто и больше, прочесывая ночью местность, переходя от дома к дому и забирая с собой домашних животных и все, что они находили. Ночью можно было слышать не что иное, как крики жителей о помощи» (Цит по: Corni G. Op. cit. S. 322.).
Контакты военных с итальянским населением рисовались австрийской пропагандой в самых радужных тонах. С помощью фотографической инсценировки перед неискушенным читателем иллюстрированных изданий выстраивалась галерея женских образов оккупированных провинций. На фотоснимках местные женщины, занимаясь хозяйством, легко вели непринужденную беседу с оккупантами. Фотоматериал производил впечатление того, что вторгшаяся в страну австро-венгерская армия нашла открытыми не только ее двери, но и сердца итальянских женщин (Holzer A. Die andere Front. Fotografie und Propaganda im Ersten Weitkrieg. Mit Originalaufnahmen aus dem Bildarchiv der ONES. Darmstadt, 2007. S. 223–224.). Реальные, а не приукрашенные пропагандой взаимоотношения между военнослужащими оккупационной армии и женским населением носили куда более [456] сложный характер. Из материалов уголовного дела, заведенного против капрала 30-го пехотного полка А. Цимбы и рядового 22-го пехотного полка А. Разнятовского по обвинению в изнасиловании следует, что вечером 11 января 1918 г. в Портогруаро подследственные пришли в дом к П. Кампагни, потребовав вина. Получив отказ, один из них схватил домовладельца за грудь, посадив на стул. Оба военнослужащих зашли в следующий дом, правильно расплатившись за проданные его хозяином два литра вина. Уходя один из солдат хотел поцеловать племянницу хозяина, которая не дала ему на это разрешение. От второй попытки солдат отказался. Между 11 и 12 часами вечера 11 января оба фигуранта, прийдя в Сан Стино, постучались в дом К. Паванелло. По голосам просивших погреться военнослужащих она поняла, что разговаривает с пьяными и не пустила их в дом. Разговор привлек внимание соседей, немедленно известивших отца молодой женщины. Войдя в дом своей дочери, он застал двух солдат. По словам К. Паванелло, они проникли в помещение против ее воли. Спросив о дороге на Портогруаро, оба поспешили удалиться. Расследование, которое велось юридической службой командования 23-го корпуса, было приостановлено (OStA–КА–MGA, Gericht der 23. Korpskommando, Karton 2607/1918, Strafakt K44/1918, Ziemba Andreas, Rozniatowski August.).
Опасность для итальянских женщин могла исходить от сослуживцев, зашедших в гости к расквартированным в их жилищах военнослужащим. Одна из таких историй произошла в Фонцазо (округ Беллюно), где была изнасилована беременная женщина. По показаниям Марии С., снятым 3 сентября 1918 г. в гражданском госпитале г. Фельтре, 21 января 1918 г. в ее доме было расквартировано три солдата и один капрал. Попросив хозяйку о разрешении готовить пищу, они получили ее согласие. Однажды к расквартированным у нее военнослужащим пришел один взводный. Поужинав, они нашли на кухне четыре литра вина. Хозяйка отдала им литр. Показания жертвы содержат подробное описание изнасилования: «…я сказала обвиняемому по-итальянски, что время ложиться спать и поскольку он меня плохо понял, я взяла его фуражку и шинель и отдала их ему со словами “спать”. Обвиняемый надел фуражку, встал из- за стола и так ударил кулаком по столу, что погасла лампа. В возрасте восемнадцати лет я приехала в Инсбрук и провела там три года, работая няней и немножко выучив немецкий (обвиняемый был босняком. – В. М.). Все же спустя время я могла что-то забыть… Когда погасла лампа, я побежала к двери, так как боялась того, что он может со мной сделать и к тому же я была одна. Я закричала по-итальянски [457] “на помощь” и “пожар”, высунулась из двери, когда обвиняемый прыгнул на меня и, зажав мне рот рукой, потащил на кухню…» (Цит по: OStA–КА–MGA, Gericht der 28. ITD, Karton 2909/1918, Strafakt К 2125/1916–1918 Tanovic Halid, Zeugenvernehmung, 3.9.1918 in Zivilspital in Feltre.). Показания были сняты также с повивальной бабки Аргенты Делации, обнаружившей жертву на следующий день с синяками на лице, руках и дрожавшей всем телом. Спустя месяц у Марии С., находившейся на восьмом месяце беременности, случились преждевременные роды. Ребенок, прожив одиннадцать дней, умер. После родов женщина с жалобой на сильные боли поступила в госпиталь г. Фельтре, где лечилась пять месяцев. Вместе с тем, повивальная бабка охарактеризовала жертву как легкомысленную особу, указав, что ее муж находился в Америке, а своего первого сына она родила от итальянского солдата (Ibidem, Protokoll aufgenommen am 17.10.1918 mit Argenta Delazia.).
Разумеется, приведенный материал не означает, что взаимоотношения между оккупантами и местными женщинами складывались лишь по принципу «победитель – побежденные», исключая всякую взаимную симпатию. Идя на контакт с плохо снабжавшихся продовольствием оккупантами, по крайней мере, с представителями рядового состава, женщины не могли извлечь серьезных дивидендов из возникавших интимных связей. В ноябре 1917 г. откомандированные в пекарню своего полка трое босняков остановились на ночлег у одной женщины в г. Фельтре. На поиски переведенного в другой район полка ушло чуть больше недели. Обвинявшийся в дезертирстве пехотинец Булич сделал большой «крюк», отправившись из Беллюно в Витторио Венето, а оттуда снова прибыв в Фельтре к своей возлюбленной. Допрошенная трибуналом 55-ой пехотной дивизии двадцатилетняя служанка Р. Милоранеа показала, что пришедшие к ней три босняка вели себя прилично, никому ничего не сделав. Затем она охарактеризовала свои отношения с подследственным: «…В конце декабря или начале января обвиняемый снова пришел к нам и находился у нас четырнадцать дней. Это правда, что у меня была с ним небольшая любовь. Он питался у нас и когда ушел, заплатил 10 крон. Я не хотела их брать» (Цит no: OStA–KA–MGA, Gericht der 55. ITD, Karton 4324/1918, Strafakt E 112/1918, Bulic Josef, Vernehmung des Beschuldigten, 3.02.1918. Zeugenvernehmung, 13.02.1918. Rozina Miloranea.). Учитывая пестрый этно-конфессиональный состав Боснии-Герцоговины, необходимо отметить, что служанка и сожительствовавший с ней военнослужащий исповедовали католицизм. Конфессиональная общность, по всей видимости, способствовала их взаимному сближению.
[458] С первых дней оккупации военные вопреки директиве командования армейской группы С. Бороевича фон Войны проводили реквизиции продовольствия, белья и кормов по своему усмотрению. В округе Сачиле 57-я пехотная дивизия обобрала местное население «до нитки». Комиссия, направленная командованием 6-ой армии, изъяла у воинских частей дивизии еще не распределенные среди военнослужащих запасы продовольствия и одежды. Особое возмущение местного населения вызвала акция, проведенная 28 марта 1918 г. 2-м стрелковым батальоном, дислоцированным в Торре (округ Порденоне). Личный состав батальона, разделившись на группы по 18 человек каждая, провел систематический обыск домов мирных жителей. Наряду с бельем и другим текстилем были конфискованы продукты, деньги и драгоценности. Реквизиция была настолько основательной, что население осталось одетым в чем было (Mayerhofer С. Op.cit. S. 209.). Уголовное дело, открытое против подпоручиков Л. Копштейна и А. Уно, а также группы рядовых, проливает свет на причины «узаконенного грабежа». Как уже было отмечено выше, высшие слои общества, не дожидаясь прихода германских и австро-венгерских войск, поспешно бежали, не успев вывезти свое имущество. Завладеть им рассчитывали реквизиторы. По свидетельским показаниям К. Тиорентини из Витторио Венето, состоявшей в родстве с выехавшим из города накануне его оккупации адвокатом А. Тиорентини, она получила на хранение от своего брата все его вещи. Опасаясь кражи со взломом, сестра передала в начале декабря 1917 г. своей знакомой пять чемоданов и один мешок с предметами одежды. 5 февраля 1918 г. в дом Й. Касагранде, у которой хранились вещи, пришли два офицера вместе с рядовыми и вопреки ее возражением изъяли все имущество адвоката. Уголовное дело было прекращено 23 октября 1918 г. (OStA–KA–MGA, FKG der 6. Armeekommando (далее — 6AK) (Quartiermeisterabteilung), Karton 2599/1918, EN 20014/1918. Kopstein L., Uno A., Peto J., Toht K., Tiscric J.) Офицер 3-го боснийско-герцоговинского полка П.Бласкович отмечал в своих воспоминаниях, что итальянское население сносило свои муки стоически и на жестокости оккупантов отвечало благородным и культурным поведением (Mit den Bosniaken im Weltkrieg. Auszug aus Pero Blaskovic „Sa bosnjacima u svejtskom ratu” (Schriftenreihe der Landesverteidigungsakademie Wien, Bd. 3).Wien, 2001. S. 44.).
Из оккупированных провинций Италии в Австро-Венгрию двинулись эшелоны с награбленным у населения имуществом. Факт его контрабандного ввоза не ускользнул от внимания властей. Под следствием оказались как высшие военные чины, так и военнослужащие [459] более низкого ранга. Так, 10 апреля 1918 г. командование армейской группы С. Бороевича фон Войны распорядилось допросить генерал-майора Киндля и поручика Цвирцину о том, каким образом они завладели в ноябре 1917 г. отправленными с вокзала в Првачине предметами и кого они могли назвать свидетелями. Вопросы следствия вызвало декларирование отправленного груза как военно-фрахтового материала. Но аудитор, ведший дело, не решился вызвать на допрос представителя генералитета, за которого пришлось «отдуваться» поручику. В итоге дело было прекращено в отношении всех его фигурантов (OStA–KA–MGA, Gericht der 58. ITD, Karton 9598/1918, К1102/18, k.u.k. AOK, Pers. №. 7222. JR 1918.). Строго запрещался вывоз культурных ценностей из оккупированных провинций. Особо ценные объекты хранились в г. Удине специально созданной комиссией. Под тем предлогом, что в период оккупации австрийской территории (1915–1917 гг.) произошло перемещение предметов исскусства, некоторые обнаруженные в Италии экспонаты были отправлены в Венский военный музей в качестве залога (Rauchensteiner M. Op. cit. S. 523.).
Произвол реквизиционных отрядов вызывал подчас резкую эмоциональную реакцию местных жителей, переносившуюся на представителей оккупационной армии в целом. Так, 5 апреля 1918 г. командир патруля 7-го драгунского полка Й. Зидль получил приказ от ротмистра фон Свойтинского приготовить для него комнату в доме А. Аццаны, проживавшей в г. Удине. В комнате отсутствовала электролампа. Заметив, что у Аццаны имелось две электролампы, Зидль хотел перенести одну из них в помещение, предназначавшееся для ротмистра. Домовладелица выставила за дверь командира патруля, грубо обругав его и ротмистра. Свой поступок она оправдывала тем, что «все реквизируется солдатами без разрешения» (OStA–KA–MGA, Gericht des k.u.k. Distriktskommandos Udine, Karton 9536/1917-1918, E 449/18 Azzana Anna, k.u.k. Feldgendarmerieabteilung VI Udine an das k.u.k. Etappen-Stationskommando in Lauzacco, 6.04. 1918.). Наблюдавшееся увеличение интенсивности реквизиций окончательно дискредитировало их мнимую законность, освещенную командованием оккупационной армии. В сознании местного населения постепенно стиралось различие между официально предписанной сдачей продуктов и предметов одежды и никем, не санкционированным отъемом всего ценного (Corni G. Op. cit. S. 319.). Обыватели, испытывая страх перед возможным произволом проводившей реквизицию воинской части, спешили известить о ее действиях полевую жандармерию. Прибывшие на место стражи порядка нередко сталкивались с неподчинением офицеров, [460] командовавших подобными акциями. Согласно показаниям поручика 4-го боснийско-герцоговинского полка М. Сулейманпашича, 10 января 1918 г. его рота получила приказ провести реквизицию изделий из меди и отходов деревообработки у жителей Чесио Маджиоре (округ Беллюно). По словам офицера, гражданские лица сами сносили отходы и медь из своих домов в указанное им место. М. Сулейманпашич подчеркнул, что в ходе акции изымались исключительно перечисленные командованием 55-й пехотной дивизии предметы. Офицер апеллировал к солдатам и гражданским лицам, которые, с его слов, были готовы подтвердить, что реквизиция белья, покрывал и скатертей не проводилась (OStA–KA–MGA, Gericht der 55. ITD, Karton 3780/1918, Strafakt E 68/1918 Sulejmanpasic Muhamed, Vernehmung des Beschuldigten, 19.02.1918.).
Зачастую к реквизициям предметов одежды военнослужащих боснийско-герцоговинских полков толкала крайняя нужда. Подполковник С. Кватерник (до войны видный деятель хорватского национального движения), побывавший в расположении боснийско-герцоговинских частей по поручению командования 6-ой армии, зафиксировал на фотопленке, что солдаты не имели полного комплекта обмундирования. Их униформа была сильно изношена и пестрела предметами одежды разных родов войск. В госпиталях раненые лежали на кроватях обнаженными за отсутствием пижам (Rauchensteiner M. Op. cit. S. 597.). Страдавшие от голода босняки досаждали местным жителям, самовольно выкапывая картофель на принадлежавших им полях (OStA–KA–MGA, Gericht der 55. ITD, Karton 5041/1918, Strafakt 815/18, Budimcic Mrdan.). Огромный размах приобрели кражи продовольствия. В ночь на 30 апреля 1918 г. из дома Д. Цанелла в Чесио Миноре (округ Беллюно), где дислоцировалась учебная рота 55-го штурмового батальона 4-го боснийско-герцоговинского полка, в результате кражи со взломом было похищено 60 кг. кукурузной муки, 20 кг. фасоли и 20 кг. кукурузы. Жандармы, производившие обыск домов в Чесио Миноре, заметили в одном из них пехотинца, спрыгнувшего с крыши через поврежденный потолок и пустившегося наутек. При основательном осмотре потолка были обнаружены 4 мешочка фасоли по 3 кг., 3 мешочка кукурузной муки весом 10 кг., спрятанных под сеном (OStA–KA–MGA, Gericht der 55. ITD, Karton 3781/1918, Strafakt E 2244/1918 Tulta Salik, K.u.k. Feldgendarmeriekommando №. XIX. An das K.u.k. 1. Korpskommando, 30.04.1918.).
Выход из создавшегося положения виделся военнослужащим в налаживании меновой торговли. Вместе с тем, товарообмен не был столь [461] пафосно обставлен, как он изображался в сценках, разыгранных в пропагандистских целях перед объективом фотокамеры (Holzer A. Op. cit. S. 224–225.). Как правило, на мену со стороны нижних чинов предлагались похищенные ими казенные вещи. 28 января 1918 г. проживавший в общине Ламон (округ Беллюно) торговец Л. Фачин хотел забрать матрацы, сданные в прокат расквартированным в местной больнице войскам. Но размещенные там военнослужащие заявили, что ничего не отдадут без присутствия жандарма. Осмотревшие палаты спустя короткое время страж порядка и торговец не обнаружили в них матрацев. Вскоре стало известно, что два военнослужащих пытались обменять у местных жителей матрацы на продукты, и они были задержаны. Оба солдата совершили проступок из-за сильного голода и отделались пятидневным арестом (OStA–KA–MGA, Gericht der 28. ITD, Karton 2909/1918, Strafakt E 4543/1918, Hampacher Emanuel, Wenzel Hrncif. k.u.k. Feldgendarmerieposten Lamon an das k.u.k. Feldgericht der 28. ITD., 29.1.1918.).
Вопреки чинившихся армией насилию и произволу случаи открытого неповиновения местного населения оккупационным властям исчислялись единицами. Мирные жители зачастую оказывали пассивное сопротивление, стимулируемое пропагандистскими материалами итальянской армии. Э. Эрвезо, жившая неподалеку от Конельяно, совершала длительные пешие прогулки по отдаленным деревням, чтобы известить их население о скором возвращении своих. Поведение оказавшейся за решеткой женщины было типичным для многих других, у которых новые власти конфисковали продовольствие и собственность (Cornwall M. Op. cit. P. 150.).
Совершенно невыносимым порой становилось вынужденное соседство армии и местных жителей. Конфликты, возникавшие на этой почве, окрашивались местным колоритом. Казарменная австрийская дисциплина вступала в противоречие с жизненным укладом итальянцев. Анализ архивных материалов показывает, что подобного рода инциденты, возникая по незначительному поводу, выливались зачастую в острое и бескомпромиссное столкновение с оккупантами. Вечером 15 мая 1918 г. в Томо персонал кухни опрокинул наполненный водой таз через разграничительную стену, отделявшую здание офицерской столовой от домов местных жителей. Следствием стал поднятый ими невыносимо громкий шум. Выглянувшие из окон своих домов жильцы, повернувшись к окну офицерской столовой, стали исторгать грубые ругательства и угрожающе жестикулировать. Офицеры, не выходя из помещения, безуспешно пытались остановить обрушившийся на них поток оскорблений. Для усмирения продолжавшего исторгать [462] грубые ругательства Депаули Д., стоявшего в полутора-двух метрах от окна столовой, во двор вышла группа офицеров. Старший потребовал от итальянца снять шляпу и, получив отказ, сбил ее с головы последнего прогулочной тростью. Пришедший в ярость Депаули Д., изготовился для нападения, взяв в левую руку камень размером с детскую голову, а вправой держа предмет длиной 30 см., очевидно, нож. Подойдя ближе к итальянцу, офицер крепко схватил его за обе руки, приказав отконвоировать арестованного. Таким образом, вторгшаяся в северную Италию австровенгерская армия прошла в течение одного года путь физической и морально-психологической деградации. Если первые месяцы оккупации вселяли оптимизм мнимой неисчерпаемостью материальных ресурсов захваченной территории, то к октябрю 1918 г. обнаружилась полная несостоятельность подобных надежд. Голод и недостаток обмундирования запрограммировали военнослужащих на совершение, по крайней мере, мелких преступлений. Первый период оккупации сопровождался неизбежным в условиях временного безвластия разгулом грабежей и мародерства. Кражи продуктов у населения и казенного имущества стали повседневным явлением. Страдавшие от голода и недостатка обмундирования военные наводили своим поведением ужас на местное население. Вместе с тем в сознании обывателей отложился дифференцированный образ австрийских военных. Подмоченная репутация австровенгерской армии не мешала итальянскому населению, в частности женщинам идти на контакты с оккупантами. Мирные жители в целом воздержались от открытого неповиновения. Случаи политически мотивированного сопротивления были крайне немногочисленны. Командование оккупационной армии терпимо относилось к прегрешениям своих военнослужащих.
Российско-австрийский альманах: Исторические и культурные параллели. Вып. IV. Австро-Венгрия: Центральная Европа и Балканы (XI–XX вв.). Памяти В.И. Фрейдзона / отв. ред. С.А. Романенко, И.В. Крючков, А.С. Стыкалин. — СПб. : Алетейя, 2011. — 488 с.