Капитан 1 ранга Д. Козлов, кандидат исторических наук
[65] Военно–политические и дипломатические перипетии, связанные с планами развертывания сил австро–венгерского флота в Черное море, остаются одним из наименее известных (во всяком случае, отечественному читателю) сюжетов истории начального периода Первой мировой войны. В настоящей статье предпринята попытка пролить свет на эту интересную тему с использованием материалов и документов, некоторые из которых впервые вводятся в научный оборот.
Убийство 28 июня 1914 года наследника австрийского императорского трона и венгерской короны эрцгерцога Франца Фердинанда, который, кстати, являлся последовательным апологетом наращивания морской мощи монархии Габсбургов, повлекло за собой европейский политический кризис. Спустя два месяца он привел к развязыванию войны, не имевшей в предшествовавшей мировой истории аналогов по размаху борьбы и масштабам последствий.
Вскоре после начала Первой мировой войны — 3 августа 1914 года — Высокая Порта (турецкое правительство) объявила о своем нейтралитете. Однако эта декларация имела не более чем формальный характер, так как накануне великий визирь (глава кабинета) принц Сайд Халим, военный министр и по совместительству начальник генштаба Энвер-паша и министр внутренних дел Талаат-паша подписали соглашение о военном союзе с Германией. Османская империя готовилась взяться за оружие и извлечь из разгорающегося общеевропейского военного конфликта свои выгоды — об этом говорили сведения, поступавшие в Санкт-Петербург с берегов Босфора как по разведывательным, так и дипломатическим каналам.
Для военно-политического руководства России прогерманская ориентация младотурецкой верхушки не являлась откровением. «В этом государстве, как известно, в настоящее время весьма сильно влияние Германии; работа последней вероятно приведет к тому, что в случае Европейской войны Турция будет на стороне Тройственного союза; и если Турция, по каким либо причинам, не выступит активно, то, во всяком случае, державам этого союза будет обеспечен ее дружественный нейтралитет», — значилось в «Записке о силах и вероятных планах наших западных противников», составленной в отделе генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба в апреле 1914 года . Однако боеспособность сухопутной армии оттоманцев оценивалась с некоторым скептицизмом и руководством российского военного ведомства, и военным агентом (атташе) в Турции генерал-майором М.Н.Леонтьевым, который неоднократно докладывал об «относительной слабости» войск султана; о «неготовности турецкой армии» доносил в министерство иностранных дел и посол в Константинополе М.Н.Гирс. Иное дело османский флот, который буквально со дня на день должен был пополниться двумя новейшими дредноутами английской постройки.
Младотурки, в 1908 году свергнувшие феодально-теократический режим султана Абдул-Хамида II, видели [66] в сильном военном флоте эффективный инструмент вывода Османской империи из-под полуколониальной зависимости от великих держав — главной цели своей революции. При этом, как не без оснований полагали в российском Морском генеральном штабе (МГШ), «…Турция старается получить господство в Черном море, основывая свой расчет на необорудованности русских заводов, плохой и медленной постройке судов русскими».
Императорский оттоманский дредноут “Решадие” (турецкая открытка)
Не удовлетворившись покупкой в Германии двух старых линейных кораблей и четырех новых эскадренных миноносцев, в июне 1911 года Порта заключила с английской фирмой «Виккерс» контракт на строительство дредноута «Мехмед Решад V» (на стапеле переименован в «Решадие»), а через несколько месяцев фирме «Армстронг» был заказан второй однотипный линкор — «Решад и Хамисс». Эти корабли, прототипом которых послужили английские сверхдредноуты типа «Король Георг V», по некоторым тактико-техническим элементам превосходили строящиеся в Николаеве линкоры типа «Императрица Мария». Но особенно опасным было то обстоятельство, что верфь Виккерса обязалась закончить головной корабль постройкой к апрелю 1913 года, то есть более чем двумя годами ранее срока готовности российских дредноутов. «В настоящее время Россия утрачивает свое господство над Черным морем, которое переходит к Турции на несколько лет и из которого Турция не замедлит извлечь все происходящие отсюда политические и стратегические выводы», — констатировал в декабре 1913 года морской агент в Константинополе капитан 1 ранга А.Н. Щеглов.
Ситуация еще более осложнилась, когда воинственные младотурки перекупили бразильский линкор «Рио-де-Жанейро», строящийся на верфи Армстронга в Ньюкасле. В январе 1914 года корабль стал собственностью Турции, получив название «Султан Осман I». Буквально за неделю до начала мировой войны в Девонпорте англичане предъявили корабль к испытаниям, и османский морской министр Джемаль-паша принял решение в первых числах августа вывести флот в Средиземное море, намереваясь встретить новый линкор в районе Крита (турецкое руководство располагало сведениями о планах греков взорвать «Осман» в Гибралтаре или напасть на него всем своим флотом в водах Архипелага). На борту «Султана Османа I» уже находились около пятисот турецких моряков во главе с албаем (контр-адмиралом) Хусейном Рауфом — известным революционером-иттихадистом, героем Балканской войны 1912-1913 годов, а в недалеком будущем — морским министром, сподвижником Мустафы Кемаля (Ататюрка) и главой анкарского правительства.
В сложной и динамичной обстановке, складывающейся в черноморском регионе в первых числах августа 1914 года, недопущение усиления оттоманского флота построенными в Англии линкорами стало, без преувеличения, одной из важнейших задач министерства у Певческого моста. «Я полагал бы… крайне желательным, чтобы Англия или Франция не допустили прихода сюда дредноута “Осман”», — настаивал М.Н.Гирс, адресуясь в МИД 3 августа. Однако хлопоты дипломатов, энергично поддержанных Морским генеральным штабом, оказались, по-видимому, излишними. Британцы, и сами стремившиеся всемерно усилить свои морские силы перед лицом германского Флота открытого моря, приняли решение о конфискации турецких линкоров, о чем морской агент в Великобритании флигель-адъютант капитан 1 ранга Н.А.Волков доложил в Петербург уже 4 августа. Удержанный английским правительством «Султан Осман I» вошел в состав 4-й эскадры Гранд-Флита под именем «Эйджинкорт». Та же [67] судьба постигла «Решадие», который превратился в «Эрин» и поступил во 2- ю эскадру.
Известие о «краже» (выражение Джемаля) англичанами двух линейных кораблей подданные султана встретили с возмущением и гневом. «Секвестр турецких дредноутов вызвал здесь сильное негодование против Англии», — телеграфировал в Санкт-Петербург М.Н.Гирс 7 августа. Кроме «национального унижения», связанного с изъятием долгожданных кораблей, очень многие османы понесли личные материальные потери — для строительства «Решадие» все чиновники и другие служащие, состоявшие на государственном жаловании, были обложены специальным налогом.
Однако едва миновала угроза усиления оттоманского флота новейшими дредноутами, как возникла опасность появления в Черном море нового противника — императорского и королевского флота Австро-Венгрии.
***
Эскадра кораблей K.u.K. Kriegsmarine в море
В этой связи уместно вспомнить о том, что военно-морские силы империи Габсбургов в качестве потенциального противника на Черном море фигурировали в русских планах войны на «южном театре» начиная с 1908 года. Явный крен новых турецких властей в сторону австро-германского блока заставил российский МГШ приступить к разработке «плана операций» Черноморского флота против морских сил коалиции враждебных государств. Результатом работы генмора стал «План войны на Черном море России с западной коалицией на 1909–1913 гг.», предусматривавший возможность образования направленного против России военного союза в составе Германии, Австро-Венгрии, Румынии и Турции. Уже в 1909 году на итоговых осенних маневрах морских сил Черного моря, где отрабатывались действия по недопущению выхода из Босфора неприятельской эскадры, в числе сил «противника» учитывалась дивизия австрийских броненосцев типа «Эрцгерцог». Опасения МГШ не были беспочвенными: как известно, официальная Вена рассматривала Турцию как своего возможного союзника в войне с Россией и всеми мерами стремилась склонить на свою сторону другие причерноморские государства.
Кстати, именно необходимость нейтрализовать угрозу со стороны австро-венгерского флота стала одной из важных предпосылок появления планов сосредоточения крупной корабельной группировки Российского флота в Средиземном море. Этой мерой предполагалось в случае войны с Турцией воздействовать на противника с нового стратегического направления, создать благоприятные условия для действий Черноморского флота в направлении Босфора и, что важно в контексте данной темы, воспрепятствовать появлению в Черном море флотов враждебных государств — Австро-Венгрии и Италии. Эта мысль, заключавшаяся, по существу, в возврате к практике последней четверти XIX столетия, имела в последние предвоенные годы широкое хождение в военно-морских и дипломатических кругах.
В частности, в июле 1913 года 2-й оперативной частью МГШ под руководством капитана 2 ранга А.В.Немитца был подготовлен доклад «О политических и стратегических задачах России в вопросе проливов и Черного моря», где обосновывалась целесообразность развертывания в Эгейском море в 1915–1918 гг. «…всего русского флота, то есть Черноморского и Балтийского». Отметим, что в перечень мероприятий «стратегической подготовки захвата проливов» операторы генмора включили пункт о «подготовке, на случай войны, наступательной операции сосредоточенного в Средиземном море русского флота против австрийского и других, которые окажутся на его стороне».
Многообразных причин того, что [68] «средиземноморский» проект так и не вышел из стадии теоретических рассуждений, не останавливаясь на существовании отметим, что опасения российского военно-политического руководства по поводу вторжения австрийских морских сил в Черное море имели под собой некоторые основания. В ноябре 1913 года внешнеполитическое ведомство получило «из агентурного источника» информацию о том, что «германское правительство берет на себя обязательство подготовить, на случай осложнений с Россией, беспрепятственный пропуск турецким правительством австрийской или соединенной австро-итальянской эскадры через Проливы». При этом «ближайшей задачей австрийского флота должно быть отвлечение… русской черноморской эскадры от участия в борьбе за Проливы».
Представитель флота при армейском командовании контр-адмирал Респ (Галига Эрвин Райсп)
События первых дней Великой войны, казалось, подтверждали уместность этих предположений. 4 августа 1914 г. в Тешене начальник австрийского Полевого генштаба фельдмаршал граф Ф.Конрад фон Гетцендорф принял флотского представителя в ставке контр-адмирала Респа. Последний, исходя из объявленного Италией нейтралитета и практически предрешенного выступления Англии, констатировал крах предвоенных планов применения «союзного» австро-итальянского флота и сделал вывод о весьма опасном положении австрийских морских сил перед лицом господствующих в Средиземном море англо-французов. Бесполезному блокированию в Адриатике сильнейшим неприятелем Респ предпочитал прорыв в Черное море. Действительно, по черноморским меркам флот Габсбургов выглядел весьма внушительным и явно превосходил силы, которыми располагал командующий русским Черноморским флотом адмирал А.А.Эбергард. К первым числам августа 1914 года были боеготовы 1-я дивизия линкоров вице-адмирала Ньегована в составе дредноутов «Тегетхоф», «Вирибус Унитис» и «Принц Ойген» (20 тыс. тонн, 20 узлов, по двенадцать 305-мм и 150-мм орудий) и 2-я дивизия контр-адмирала Вилленика из трех додредноутов типа «Радецкий», сопоставимых с кораблями типа «Евстафий» — лучшими линкорами нашего Черноморского флота. И это не считая броненосного крейсера «Санкт Георг» с 240-мм артиллерией, 29-узлового скаута «Адмирал Спаун» и нескольких вполне современных эскадренных миноносцев типа «Татра».
Турецкий флаг на “Гебене”
Идея перевода австрийских кораблей в Черное море была не нова и уже выдвигалась немцами, которые предполагали столь нетривиальным путем вырвать у русских господство на этом морском театре, создать угрозу российскому побережью, а затем, обезопасив прибрежные районы Болгарии и Румынии, облегчить тем самым их выступление на стороне Центральных держав. Видимо, поэтому прожект нашел самого горячего сторонника в лице министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Л. фон Берхтольда, который поспешил телеграфировать в Константинополь о необходимости пропуска австрийских кораблей в Черное море, а в Берлин направил предложение об участии в экспедиции германской «Средиземноморской дивизии» контр-адмирала Вильгельма Сушона в составе линейного (по германской классификации — «большого») крейсера «Гебен» и легкого («малого») крейсера «Бреслау».
Весьма вероятно, что именно с черноморскими делами связана задержка с формальным вступлением Австро-Венгрии в общеевропейский конфликт (война России была объявлена только 6 августа): граф Ф. Конрад фон Гетцендорф полагал, что развертывание австрийского флота в Черное море займет не менее трех суток, и на такой срок должно быть задержано объявление войны России.
[69] Заинтересованность в приходе австрийских кораблей обнаружила и турецкая верхушка. Энвер и Джемаль настаивали на переводе в Константинополь одного или двух австро-венгерских линейных кораблей и обратились за содействием к австрийскому военному атташе фельдмаршал-лейтенанту И.Помянковски. Последний и сам полагал, что «императорские дредноуты в Черном море могли бы сыграть гораздо более полезную роль, чем в Адриатике», и направил австрийскому верховному командованию соответствующую телеграмму. Однако, ответа он не дождался.
Командующий австро-венгерским флотом адмирал Антон Хаус
Точку в дискуссии по поводу «черноморской экспедиции» поставил начальник военно-морской инспекции военного министерства (по существу — командующий австро-венгерским флотом) адмирал Антон Хаус, который назвал это предприятие «фривольной игрой ва-банк» («frivoles Vabanqyespiel»).
В наиболее развернутом виде аргументация австрийского адмирала изложена в его сообщении в ставку, текст которого был опубликован корветтен-капитаном бывшего императорского и королевского флота Теодором Брауном на страницах немецкого журнала «Марине-Рундшау» в 1929 году.
Прежде всего, адмирал А.Хаус, справедливо указавший на наличие оборудованной базы как на «condicio sine qua non» (необходимое условие) успешных действий флота, констатировал невозможность организации полноценного тылового и технического обеспечения вверенных ему сил ни в одном из турецких, болгарских или румынских портов. Что же касается Константинополя, то его скудных возможностей и ресурсов едва хватало для обеспечения собственно турецкого флота и пришедших сюда в скором времени германских крейсеров. Достаточно сказать, что во всей Османской империи не было ни одного дока для линейных кораблей, и впоследствии немцам приходилось устранять боевые повреждения подводной части «Гебена» с помощью кессонов. Базирование на Босфор не удовлетворяло адмирала и по оперативным соображениям — более чем 300-мильное удаление от российского побережья грозило серьезно затруднить активные действия австрийских кораблей, дальность плавания которых существенно уступала таковой у «Гебена» и «Бреслау».
Кроме того, А.Хаус высказал вполне уместные сомнения в том, что англичане и французы, не имевшие на Средиземном море других противников, будут безучастно взирать на переход австрийского флота в Турцию. Наконец, с началом общеевропейского конфликта австро-венгерские корабли рисковали быть заблокированными в Дарданеллах и, как полагал адмирал, смогли бы возвратиться в Адриатическое море только после заключения мира. А это оставляло адриатическое побережье империи протяженностью более 300 миль без прикрытия перед лицом превосходящих сил англо-французов, а возможно и итальянцев. Кстати, для последних, как полагал австрийский адмирал, «беззащитность» берегов Далмации, Хорватии и Истрии могла стать лишним стимулом для перехода в стан Антанты. Поэтому, как резюмировал свои рассуждения А.Хаус, «перемещение оперативного района императорского и королевского флота из Адриатического моря в Черное… в сложившейся в настоящее время обстановке является для нас просто неразрешимой задачей».
Однако, эти очевидные причины не нашли понимания у инициаторов «черноморского» проекта. Узнав о вето, наложенном адмиралом, министр иностранных дел сетовал в письме начальнику геншаба: «Я неприятно поражен известием, что Хаус ставит такие препоны Вашему гениальному плану. Его выполнение имело бы громаднейшее значение для окончательного положения Румынии и Болгарии, [70] которые обе опасаются появления у их берегов русского флота…».
Отметим, что поиски австрийским командованием точки приложения усилий своего военно-морского флота не ускользнули от внимания российского МГШ. «Доверительно. Наше морское ведомство считает возможной попытку Австрии при сообщничестве Турции, поведение которой весьма двусмысленно, направить свой флот в Черное море, где он имел бы несомненное преобладание над нашим флотом, усилившись присоединением германских и, быть может, турецких судов», — сообщил министр иностранных дел С.Д. Сазонов послам в Лондоне и Париже 5 августа.
Однако, вопреки опасениям российских моряков и дипломатов, адмирал А.Хаус не только не повел свои дредноуты в Константинополь, но и не выполнил настойчивой просьбы В.Сушона «как можно скорее выручить “Гебен” и “Бреслау”», ссылаясь на незавершенность объявленной только 4 августа мобилизации австрийского флота. В день получения телеграммы В.Сушона — 5 августа — германские крейсера экстренно грузились углем в Мессине перед прорывом в восточную часть Средиземного моря, который итальянская пресса окрестила «походом смерти». «Попытка помочь “Гебену” могла привести к потере нами двух сильнейших дивизий линейных кораблей, ядра нашего флота, и тем только повредить нашему общему делу», — писал австрийский командующий начальнику германского адмирал-штаба адмиралу Г.фон Полю 8 августа, изложив мотивы «неописуемо горького» решения отказать В.Сушону в помощи.
Впрочем, главная причина отказа австрийского командования от помощи кораблям В.Сушона, причина, о которой по понятным причинам умолчал А.Хаус в своем письме в Берлин, лежала, безусловно, в плоскости политической. Правящие круги двуединой монархии всеми мерами пытались ограничиться региональной войной против Сербии, пусть даже и поддержанной Россией, и противились втягиванию в общеевропейский военный конфликт против Запада, с которым, как справедливо замечает современный исследователь, «монархии и делить было нечего». Австро-Венгрия еще не находилась в состоянии войны с Великобританией (это случится только 11 августа) и, по выражению Г.Лорея, «таила надежды на нейтралитет Англии по отношению к Австрии». Действительно, между Веной и Лондоном не существовало неразрешимых противоречий ни в экономической, ни в политической сферах. Да и сами англичане, устремленные на решительное военное столкновение с Германией, вовсе не считали неизбежным распространение его и на Дунайскую монархию. В этом, в частности, 4 августа заверил австро-венгерского посла графа А.Менсдорфа британский министр иностранных дел сэр Э.Грей, который, по наблюдению австрийского дипломата, «откровенно желал избежать конфликта». В этих условиях помощь адмирала А.Хауса германским кораблям перечеркнула бы все усилия венской дипломатии. Поэтому, как свидетельствует Т.Браун, верховное командование «дало флотским командирам определенные указания избегать конфликта с Англией в соответствии с ясно выраженным желанием министерства иностранных дел».
Императорский оттоманский корабль Султан Явуз Селим
Правда, австрийская главная квартира допускала возможность помощи крейсерам В.Сушона в том случае, если они прорвутся в Адриатическое море. Поэтому 7 августа, узнав о выходе «Средиземноморской дивизии» из Мессины и о новой просьбе германского адмирал-штаба выдвинуть австрийский флот «хотя бы до Бриндизи», А.Хаус вывел из Полы свои лучшие силы — шесть линкоров, два крейсера и два десятка эсминцев. Однако уже вечером того же дня, не пройдя и половины пути до Отрантского [71] пролива, адмирал получил сообщение о движении германских крейсеров на восток и повернул восвояси. Через три дня — 10 августа — корабли В.Сушона, успешно преодолев недостаточно энергичное и умелое противодействие со стороны британского флота, вошли в Дарданеллы, что, по наблюдению немецкого историка, «произвело впечатление чуда». Именно «Гебену» (после фиктивной продажи Турции он получил название «Султан Явуз Селим») и «Бреслау» («Мидилли»), а не австрийским морским силам, предстояло стать главными противниками российского Черноморского флота в Первой мировой войне.
Союзники: германский, турецкий, австрийский и венгерский пехотинцы (пропагандистская открытка)
Однако и в последующие недели — вплоть до вооруженного выступления Турции 29 октября 1914 г. и блокирования её средиземноморского побережья англо-французским флотом — возможность появления австрийских кораблей в Черном море не сбрасывалась со счетов адмиралом А.А.Эбергардом и его штабом. 30 августа, лишившись (на опыте «Гебена» и «Бреслау») иллюзий относительно способности союзников преградить противнику путь в Дарданеллы, командующий Черноморским флотом обратился с письмом к министру иностранных дел. Андрей Августович констатировал, что «поведение Турции в вопросе с немецкими крейсерами не оставляет сомнения в том, что для наших врагов проливы всегда открыты», и просил С.Д.Сазонова «самым определенным образом поставить в известность Францию и Англию, что появление в проливах австрийских судов лишит наш флот возможности оспаривать господство на море». Шефу российского внешнеполитического ведомства оставалось лишь «вновь настоять перед союзными правительствами на необходимости ни в коем случае не допустить присоединения к турецкому флоту австро-венгерских военных судов».
Тревоги многоопытного российского адмирала оказались напрасными. Нейтралитет, а затем — в апреле 1915 года — выступление Италии на стороне Антанты и устойчивое господство союзников на Средиземноморском театре военных действий сделали невозможным перевод сил австро-венгерского флота на помощь Турции и заставили австрийское командование ограничить операционную зону своего флота Адриатическим морем. Что же касается австрийских дредноутов, появления которых в Черном море добивались Энвер и Джемаль и опасался А.А.Эбергард, то они почти всю войну простояли в Поле, оберегаемые для эфемерного генерального сражения с морскими силами союзников. Только на исходе Великой войны — в июне 1918 года — главные силы флота Габсбургов единственный раз приняли участие в набеге на Отрантский барраж под флагом адмирала М.Хорти (в начале 1918 года он сменил адмирала М.Ньегована, который в свою очередь возглавил флот после смерти А.Хауса в августе 1917 года). Но уже на этапе оперативного развертывания линкор «Сент Иштван» был потоплен случайно встретившимися у острова Премуда итальянскими торпедными катерами, и австрийская эскадра возвратилась в базу. 1 ноября в гавани Полы подрывной заряд, доставленный итальянским катером-торпедой, оправил на дно «Вирибус Юнитис», а оставшиеся «Тегетхоф» и «Принц Ойген» попали в руки победителей. Первый передали Италии (в строй линкор не вводился и в 1924–1925 гг. был пущен на слом в Специи), а второй достался французам, которые использовали корабль как плавучую мишень и в июле 1922 года потопили на маневрах близ Тулона.
Автор выражает глубокую признательность С. А. Липатову за помощь в подготовке материала.
Статья опубликована в журнале «Морской сборник», № 2/2008 и подготовлена к публикации (в том числе иллюстрациями) Леонидом Кирилашем (Запорожье).