Последний император, или 90 лет назад

---

Ярослав Шимов

21 ноября 1916 года умер правивший 68 лет Франц Иосиф I, император Австрийский и король Венгерский. Его наследником стал 29-летний внучатый племянник Карл (как австрийский император — Карл I, как венгерский король — Карл IV, как чешский король — Карл III). Ему суждено было стать последним монархом империи Габсбургов. Так получилось, что как раз накануне этого «юбилея» я закончил большую статью — политический портрет последнего императора. Текст должен выйти в будущем году (статья опубликована 21 ноября 2006 года) в Москве в готовящемся к печати академическом сборнике памяти Т.М.Исламова — пожалуй, первого из российских и русскоязычных историков, начавшего изучать дунайскую монархию как уникальный исторический феномен, заслуживающий внимания, без привычных советских клише о «тюрьме народов» и «архаичной империи-развалине».

Поскольку текстов из этого сборника, скорее всего, в Сети не будет, я позволил себе выложить здесь фрагменты своей статьи. Может быть, кому-то будет интересно, тем более что последний австрийский император — личность русскоязычной публике почти не известная, судьба же его, как мне кажется, заслуживает внимания.

Это почти «голая» фактура — я исключил как историографический обзор и ссылки, так и бóльшую часть «рассуждизмов». Но и без того под катом очень «много букв», о чем заранее предупреждаю.

«…Искал мира и нашел его в Боге»

17 августа 1887 года в замке Персенбойг в Нижней Австрии появился на свет мальчик. С первых секунд своей жизни он был человеком высокопоставленным — членом австрийского императорского и венгерского королевского дома, эрцгерцогом, да вдобавок внучатым племянником императора и короля Франца Иосифа I. Более того, волею судьбы маленький Карл (всего у него было семь имен, не так уж много для эрцгерцога — Карл Франц Иосиф Людвиг Губерт Георг Мария) родился почти в один день с августейшим родственником: Франц Иосиф праздновал день рождения 18 августа – на день позже, чем его будущий преемник. О том, что именно этот младенец станет следующим монархом Австро-Венгрии, тогда, однако, не догадывался никто. Был еще жив единственный сын императора, кронпринц Рудольф, а также все стоявшие за ним в гипотетической очереди к габсбургской короне — эрцгерцог Карл Людвиг, младший брат императора, и его сыновья: Франц Фердинанд и Отто. Последний и был отцом маленького Карла. Этот 21-летний легкомысленный, но обаятельный симпатяга, юбочник и пьяница был известен всей Вене как «красавчик Отто» (Otto der Schöne).

Матерью будущего императора была Мария Йозефа, принцесса из саконской династии Веттинов. Женщина набожная и скромная, она оказала большое влияние на Карла и его младшего брата Максимилиана (1895–1952), воспитывая их в духе скромности и преданности католической вере. Самой эрцгерцогине, впрочем, эти достоинства не принесли особого счастья: слишком уж несхожим был ее характер с бурной натурой «красавчика Отто». В великосветских кругах Вены конца позапрошлого столетия много говорили о выходках императорского племянника — в том числе об инциденте, когда нетрезвый эрцгерцог в компании приятелей поздно вечером пытался проникнуть в спальню жены, выкрикивая: «Пойдемте, я покажу вам эту монашку!». И только увещевания и сопротивление собственного адъютанта отвратили Отто от этого умысла.

О детстве и ранней юности Карла известно не очень много. Сохранившиеся воспоминания воспитателей и учителей юного эрцгерцога говорят о том, что он рос умным, симпатичным и покладистым ребенком. Впрочем, есть сведения и о том, что принца изрядно баловали, а его воспитатель граф Валлис (теплые отношения с ним Карл сохранил на всю жизнь) чрезмерно опекал своего подопечного, особенно по части истинных и мнимых угроз здоровью мальчика. Тревоги эти, правда, не были беспочвенными: от природы Карл не обладал крепким телосложением и был подвержен простудным заболеваниям (что в конце концов стало для него роковым). Известно также, что в подростковом возрасте у Карла были определенные психологические проблемы, и чтобы избавиться от них, он даже проходил курс лечения у некоего доктора Гуггенберга на альпийском курорте Бриксен.

Несложившиеся отношения между родителями вряд ли могли остаться не замеченными Карлом, и в конфликте между отцом и матерью его симпатии, очевидно, принадлежали последней. Впрочем, несмотря на всю свою непутевость, Отто уделял внимание детям и заботился об их воспитании, находя в этом отношении общий язык с супругой. Помимо достаточно неплохого домашнего образования, Карл в течение нескольких семестров посещал пользовавшуюся хорошей репутацией Шотландскую гимназию в Вене. Получал он и первичные основы военных знаний — ведь в случае предполагаемого вступления на престол Карлу предстояло быть главнокомандующим австро-венгерской армией. В конце концов, и отец Карла в молодости был достаточно неплохим кавалерийским офицером. Правда, к тому времени, когда его старший сын тоже стал офицером (формально он был произведен в лейтенанты и причислен к 1-му уланскому полку уже в 16-летнем возрасте), дни «красавчика Отто» были уже сочтены. Он умирал в своей венской вилле от болезни гортани, вызванной сифилисом. 1 ноября 1906 года его не стало.

Вскоре после похорон отца 19-летний Карл переезжает в Прагу, где становится студентом Карло-Фердинандова (ныне Карлов) университета. Карл не был обычным студентом: он не ходил на занятия, наоборот — профессора приезжали с лекциями к нему на квартиру. При этом строго соблюдался паритет между преподавателями из обеих частей разделенного по этническому принципу университета — чешской и немецкой. (Карл, кстати, неплохо владел чешским и венгерским языками, кроме того, свободно говорил по-французски, вполне сносно — по-английски, мог объясниться по-итальянски; всё это, естественно, в «дополнение» к родному немецкому).

Университетскую программу с определенными изменениями будущий император освоил за два года. Говоря современным языком, Карл получил гуманитарное образование с упором на юриспруденцию, историю и экономику, причем его преподаватели старались придать этому образованию характер практический, дабы полученные знания могли помочь их студенту в будущем, когда ему суждено будет принять бразды правления империей. И записки самого императора, и большинство воспоминаний знавших его людей (даже тех, кто не был к нему благожелательно настроен) не указывают на какие-либо серьезные пробелы в образовании Карла I.

Годы, проведенные в Праге и затем в небольшом чешском городке Брандысе-над-Лабем, куда Карл был отправлен для прохождения военной службы летом 1908 года, оказали, по мнению большинства биографов последнего императора, заметное влияние на формирование его характера и политических взглядов. Третий человек в габсбургской иерархии, каковым Карл стал после 1906 г., не был склонен ни к консерватизму старого императора, который лишь нехотя и под давлением обстоятельств приспосабливался к новым социальным и политическим веяниям, ни к авторитарному реформаторству наследника, который готов был добиваться реализации своих взглядов самыми жесткими методами. Пребывание в Чехии с ее неспокойной политической обстановкой и острыми национальными проблемами выработало у Карла достаточно реалистические представления о серьезных проблемах, стоящих перед монархией. Общение с представителями разных народов империи — немцами, чехами, венграми и др. — помогло молодому эрцгерцогу понять, что у каждого из этих народов есть определенный набор требований, одновременное удовлетворение которых невозможно, поскольку многие из них противоречат друг другу. И именно здесь должна проявиться роль монархии как модератора и объединителя.

Итак, в 1908 г. эрцгерцог Карл, которому исполнился 21 год, приступил к службе в рядах 7-го драгунского полка, расквартированного в Брандысе-над-Лабем (примерно в 20 км от Праги). В начале следующего года он был произведен в ротмистры и назначен командиром 5-го эскадрона. Судя по всему, эрцгерцог был толковым и старательным офицером. В городских газетах, часто сообщавших о разного рода местных мероприятиях, посещенных Карлом, сохранились и упоминания о тактичном подходе эрцгерцога к национальным чувствам чехов. «Эрцгерцог Карл Франц Иосиф разговаривает у нас только по-чешски, как офицер он обращается по-чешски к своим солдатам», – чуть ли не с умилением писала одна из газет.

Карл не был чужд увеселениям, свойственным молодым людям его возраста и его круга. Возможно, иногда даже перегибал палку, о чем есть глухие упоминания и в биографической литературе. Впрочем, сын «красавчика Отто» и близко не мог сравниться по этой части со своим отцом, к тому же печальная участь Отто, вероятно, была для Карла примером, заставляющим образумиться. Возможно, свою роль сыграла здесь и воспитанная в нем матерью набожность. Но, как бы то ни было, у императора, очевидно, возникли некоторые опасения за судьбу Карла, олицетворявшего теперь будущее династии. Франц Иосиф I принял решение: молодого эрцгерцога следует поскорее женить. О том, в какой форме было изложено Карлу это решение, вспоминала впоследствии — со слов самого Карла — его вдова императрица Зита:

— Карл, пришло тебе время поискать подходящую невесту. Но запомни: это должна быть невеста из императорского или королевского рода. Никто иной в расчет не принимается.
— Но, Ваше Величество, я уже…
— Повторяю, это приказ. Ты должен искать, если до сих пор еще не нашел никого, кто бы тебе подошел. Лучше всего взять Готский альманах, выписать имена всех, кто может подойти, и начать искать [среди них] невесту.
— Но, Ваше Величество, я…
— Это приказ, даю тебе полгода сроку. Если ты сам в Готском альманахе не разбираешься, что вполне вероятно, пусть граф Валлис тебе поможет.

Приказ есть приказ, так что Карл и граф Валлис, его бывший воспитатель, а ныне просто друг, сидят и листают Готский альманах. Главу за главой, страницу за страницей, там, где указаны императорские высочества, королевские высочества… Через какое-то время Карл сказал: «Дорогой граф, закройте-ка эту книгу. Можно листать ее как угодно, но я все равно вижу только одно имя…».

Имя это было — Зита, принцесса де Бурбон-Парма. Она родилась 9 мая 1892 года в семье Роберта, герцога Пармского (1848–1907), родом из младшей ветви французской королевской династии Бурбонов, и его второй супруги Марии Антонии де Браганца (1862–1959), происходившей из португальской королевской династии. Роберт еще ребенком, в 1859 г., лишился пармского престола в результате объединения Италии, и его семья жила в изгнании в Австрии. (Изгнание, впрочем, было условным — герцог и его многочисленное семейство могли свободно посещать Италию, что и делали каждое лето). Зита была с детства знакома с Карлом, с которым они были дальними родственниками — что, впрочем, в европейских королевских домах обычное дело. Теплое чувство к симпатичной, умной и живой девушке возникло у юного эрцгерцога, судя по всему, уже в 1909 г., когда он вместе со своей матерью навестил Зиту и ее родственников, отдыхавших во Франценсбаде. Постепенно симпатия переросла во влюбленность, Карл старался бывать на тех светских мероприятиях, на которых появлялась пармская принцесса. Его встревожили слухи о том, что Зите сделал предложение испанский принц Хайме — правда, получил отказ.

Карл решил форсировать ситуацию и летом 1911 года, во время охоты, устроенной в имении его бабушки эрцгерцогини Марии Терезии, оставшись наедине с Зитой, сделал ей предложение, которое было принято. Сама императрица Зита впоследствии вспоминала, что в тот момент чувствовала к Карлу скорее симпатию, чем любовь, которая пришла позднее и привела к появлению одной из наиболее гармоничных семейных пар среди европейских монархов. Женитьба на Зите (свадьба состоялась 21 октября 1911 года в замке Шварцау под Веной) стала одним из главных событий в жизни Карла: его супруга, во многих отношениях обладавшая более сильным характером, чем он сам, поддерживала его в трудных ситуациях и была, наверное, самым преданным и надежным из приближенных последнего императора. Зита интересовалась политикой и государственными делами, и Карл, став императором, советовался с супругой — что, видимо, и привело к появлению сплетен о «государе, пляшущем под дудку жены-итальянки» (намек на пармское происхождение Зиты, хотя большинство членов ее семьи считало себя французами, сама же она после замужества всегда называла себя австрийкой).

Люди, близко знавшие Карла и Зиту, отмечали гармоничность их отношений, в которых сложно было говорить о подчинении одного из партнеров другому. Биограф Зиты, австрийская писательница Т. Гриссер-Печар, приводит со слов Шарлотты, одной из дочерей императорской четы, следующий случай, относящийся к 1917 году: «Однажды кто-то из министров пришел к императору за утверждением смертного приговора по одному делу. Карл колебался… Его жена (которая часто присутствовала в кабинете императора при разного рода переговорах, но крайне редко в них участвовала – Я.Ш.) умоляющим жестом дала ему понять, что просит о помиловании [преступника]. Император в конце концов так и сделал. Позднее, однако, слегка отчитал супругу: “Когда речь идет о смертных приговорах, не ходи сюда! Я не могу тебе отказать, но должен брать во внимание и соображения справедливости”». Эта история хорошо отражает характер взаимоотношений Карла и Зиты: императрица оказывала влияние на мужа, но принимать государственные решения он стремился самостоятельно.

20 ноября 1912 года Зита произвела на свет сына, полное имя которого было Франц Иосиф Отто Роберт Мария Антон Карл Макс Генрих Сикстус Ксавье Рене Людвиг Каэтан Пий Игнатий. В историю он войдет под куда более скромно звучащим именем — Отто фон Габсбург. В день рождения принца венская газета «Нойе фрайе прессе» писала: «В этом новорожденном император Франц Иосиф видит будущего носителя монаршей власти в Австро-Венгрии; императора, который, вероятно, лишь в последней четверти ХХ века будет призван вершить судьбу этого государства — будем надеяться, во времена более спокойные, чем нынешние». Времена действительно наступали тревожные. Маленькому Отто не исполнилось и двух лет, когда началась война, лишившая его и будущей короны, и той страны, которой по праву рождения ему, казалось, суждено было править.

Отношения Карла и Зиты с его дядей, наследником престола Францем Фердинандом, и супругой последнего, «не равной родом» своему мужу герцогиней Софией фон Гогенберг, урожденной Хотек, были теплыми. Оба семейства часто навещали друг друга. Известно, что оба эрцгерцога беседовали о политике, о проблемах страны, хотя Карл, подчеркнуто лояльный старому императору, все же не входил в круг сотрудников Франца Фердинанда, готовивших широкомасштабные реформы, осуществить которые планировалось после восшествия эрцгерцога на престол. В эти планы Карл, вероятно, не был до конца посвящен. Хотя он также понимал уязвимость существующего устройства империи, но в отличие от Франца Фердинанда не был готов к радикальным силовым решениям, что и показали его действия по отношению к Венгрии после восшествия на престол в конце 1916 года.

Франц Фердинанд доверял Карлу и его супруге – в противном случае трудно объяснить, почему именно с ними он поделился странным и страшным предчувствием, посетившим его незадолго до роковой поездки в Сараево. Императрица Зита вспоминала об этом: «…Когда герцогиня София ушла, чтобы уложить в постели детей, наследник престола сказал: “Должен сообщить вам одну вещь… меня убьют!”. Эрцгерцог произнес это тихо, но четко и ясно… Мы оба с ужасом посмотрели на Франца Фердинанда…». После того, как Карл попытался возразить, наследник строго заметил: «Не надо ничего говорить! Я совершенно четко это знаю. Через несколько месяцев я буду убит». Несколько секунд было тихо, потом он добавил, обращаясь к Карлу, – тихим, спокойным тоном: «Я оставил для тебя в своем сейфе кое-какие бумаги… они предназначаются только тебе, после моей смерти возьми их. Это планы, мысли, некоторые идеи… может быть, они будут тебе полезны».

Главная проблема заключалась не столько в том, что Карл был слишком молод для серьезной государственной роли, сколько в отсутствии у него реального политического опыта и надлежащей практической подготовки к роли второго, а, учитывая возраст императора, в очень скором времени и первого лица в государстве. Франц Иосиф был достаточно ревнивым правителем, который весьма неохотно делился властью — и Францу Фердинанду лишь после многолетней упорной борьбы удалось отвоевать для себя заметные полномочия по крайней мере в одной сфере государственного управления — военной. Что же касается Карла, то он и вовсе оставался в стороне от ключевых политических решений.

Пожалуй, наиболее заметным его поступком в дни июльского кризиса 1914 года было участие в похоронах убитого эрцгерцога и его супруги. Обер-гофмейстер императорского двора князь Монтенуово, ранее конфликтовавший с Францем Фердинандом, составил протокол погребальной церемонии с намерением унизить покойных: гроб герцогини Софии стоял на постаменте куда более низком, чем гроб ее мужа, еще раз, уже после смерти, подчеркивая неравный характер их брака; присутствие членов императорской семьи при встрече тел покойных, доставленных из Сараево, не предусматривалось. Карл, однако, побывал и на венском Южном вокзале, и на церемонии похорон. Более того, новый наследник лично обратился к Францу Иосифу с просьбой внести изменения в протокол, что и было сделано.

Однако в последующие дни, решающие для судеб Европы, Карл оставался в стороне от большой политики. Некоторые историки полагают, что старый император, предчувствуя неблагоприятный исход войны, намеренно не допустил участия наследника в переговорах, которые вели к ее началу. Достоверность этой версии, однако, вызывает определенные сомнения, если учесть, что во время июльского кризиса многие члены политического и военного руководства дунайской монархии полагали, что дело в конечном счете ограничится локальной войной с Сербией, непродолжительной «карательной экспедицией».

В Вене сознательно шли на конфликт, невзирая на хрупкость внутреннего устройства самой Австро-Венгрии. Разрешение давней проблемы отношений с Сербией позволило бы габсбургской монархии сохранить статус великой державы и даже расширить свою сферу влияния на Балканах, что после 1903 г., когда в результате государственного переворота Сербия сменила свою прежнюю проавстрийскую ориентацию на прорусскую, стало для Австро-Венгрии вопросом жизни и смерти. В то же время сами австрийские и венгерские политики и генералы чувствовали себя загнанными в угол, полагая, что уступить сербам даже в мелочах означало бы потерю лица и в перспективе – возможный повод для панславистской революции в славянских провинциях монархии. Вероятно, именно поэтому Вена отвергла вполне умеренный ответ Белграда на предъявленный ему ультиматум и выбрала силовой вариант разрешения кризиса.

С первых дней войны эрцгерцог Карл выполнял то, что считал своим долгом как члена правящей династии и австро-венгерского офицера. Он неоднократно посещал фронты — вначале русский, в Галиции, а после мая 1915 года, когда в войну с блоком Центральных держав вступила Италия, и итальянский. Карл быстро продвигался вверх по ступеням воинской иерархии — к генеральскому, а весной 1916 года и генерал-фельдмаршальскому званию (автор ошибается — звание фельдмаршала (а не генерал-фельдмаршала) присваивалось наследнику престола автоматически после вступления на престол, поэтому Карл его получил только 21 ноября 1916 г., а 12 марта эрцгерцогу было присвоено звание фельдмаршал-лейтенанта (здесь и далее текст курсивом и серым цветом — примечания Дмитрия Адаменко). Однако продвижение это было сугубо формальным и не отражало реальных военных заслуг Карла: наследник престола просто не мог оставаться в капитанском или даже полковничьем чине. Более того, у Карла, который не хотел мириться со своей преимущественно церемониальной ролью в штабе действующей армии, возникли трения с начальником генштаба Ф. Конрадом фон Гетцендорфом, фактическим командующим австро-венгерскими войсками. Карла раздражали чрезмерный авторитаризм и самоуверенность Конрада, сознательно отодвигавшего наследника на задний план.

Только в 1916 г. Карлу наконец были поручены серьезные военные задачи. Вначале он был направлен на тирольский участок Итальянского фронта, где стал командующим 20-м армейским корпусом, которому предстояло участвовать в наступлении в южном Тироле. Целью операции было вытеснение итальянских войск с горных перевалов и проникновение в равнинные области на севере Италии. Карл ответственно подошел к возложенной на него задаче. В то же время приказ, изданный им 11 мая 1916 года, накануне начала наступления, говорит о весьма необычном гуманистическом подходе наследника к ведению боевых действий: «Лучше, когда атака длится дольше, нежели когда она проведена быстро, но за это заплачено тяжелыми потерями… Возлагаю на каждого командира обязанность приложить все усилия для того, чтобы раненым была оказана вся необходимая помощь… Отдавать приказ ”Пленных не брать” — запрещаю. Для хорошего солдата позор — убийство безоружного неприятеля, который уже сдался. Такие случаи будут жестко караться… Категорически запрещаю кражи, грабежи и бесцельное уничтожение имущества».

Конрад фон Гетцендорф был крайне недоволен таким «миндальничаньем» со стороны эрцгерцога. В то же время Конрад не мог не признать, что со своей задачей Карл справился: его войска успешно продвигались вперед, пока в июне 1916 года наступление не было остановлено по причинам, не зависевшим от наследника. Дело в том, что одновременно резко осложнилась ситуация в Галиции, где началось крупное и успешное наступление русских войск под командованием генерала А.Брусилова. Выяснилось, что Конрад допустил серьезную ошибку, перебросив в мае в Тироль с Восточного фронта несколько дивизий, которых теперь там так не хватало. Только своевременная помощь Германии и несогласованность в действиях русского командования спасла летом 1916 года габсбургскую монархию от полного разгрома.

Между тем в августе у Австро-Венгрии появился новый противник — Румыния, которая после долгих колебаний решила вступить в войну на стороне Антанты. Румынские войска начали наступление в Трансильвании, и наследник был переведен на Румынский фронт. Операция здесь оказалась чрезвычайно успешной: румыны были не только отброшены, но и полностью разгромлены, австро-венгерские и пришедшие им на помощь германские войска заняли к концу 1916 года большую часть территории Румынии. Переоценивать роль эрцгерцога Карла в этих событиях, однако, вряд ли стоит: решающую роль в разгроме Румынии сыграли действия германских войск под командованием генерала А. фон Макензена. Хотя победа над Румынией имела позитивное стратегическое и морально-психологическое значение для Австро-Венгрии, население которой все сильнее страдало от тягот затяжной войны, она показала, что и в военном, и в политическом плане дунайская монархия становится все более зависимой от Германии, и это положение сложно будет изменить даже в случае победоносного исхода войны, который, однако, становился все менее вероятным.

Эрцгерцог Карл не мог этого не понимать. Заключение мира становилось для него главной политической задачей — как только в его руках окажутся властные полномочия. Ждать этого оставалось совсем недолго.

11 ноября 1916 года Карл, вернувшийся из инспекционной поездки на фронт в свой штаб в трансильванском городе Сегешвар (ныне Сигишоара в Румынии), получил телеграмму из Вены. В ней сообщалось о серьезной болезни престарелого императора и говорилось о необходимости присутствия наследника в столице. Карл немедленно выехал в Вену. Последняя болезнь 86-летнего Франца Иосифа I была недолгой: 21 ноября император скончался, 30-го в Вене прошли его похороны. Смерть монарха, который 68 лет стоял во главе центральноевропейской империи, произвела гнетущее впечатление на австро-венгерское общество, и без того настроенное на третьем году тяжелейшей войны не слишком оптимистично. Казалось, что уходит эпоха, а может быть, и сама империя, которая многим представлялась невозможной без авторитета старого императора, за долгие годы своего царствования превратившегося в символ незыблемости государственного устройства и габсбургской традиции. Новый монарх Карл I вступал на престол в неблагоприятной психологической атмосфере.

В своем первом выступлении перед членами австрийского правительства Карл взял деловой тон: «Я рассчитываю на вас. Перед нами стоят большие задачи. Самой важной из них для каждого, кто чувствует ответственность за судьбу монархии, должно стать скорейшее достижение почетного мира. Другой, столь же важной задачей является обеспечение достаточного количества продовольствия для населения… Прежде всего должен быть сохранен порядок и спокойствие; я желаю, чтобы мое правление было справедливым, добродетельным, но энергичным…». Уже из этих суховатых фраз ясно, в насколько серьезном положении находилась Австро-Венгрия на исходе 1916 года — и 29-летний император полностью сознавал это. У Карла не было иллюзий относительно явлений и событий. Но, как выяснилось, у него было слишком много иллюзий относительно окружающих его людей — по крайней мере некоторых.

В опалу быстро попал давний противник Карла — Ф. Конрад фон Гетцендорф, замененный на посту начальника генштаба генералом А. Арцем фон Штрауссенбергом. Еще до этого, 2 декабря 1916 года, Карл лично взял на себя обязанности верховного главнокомандующего (до этого Франц Иосиф делегировал это право своему двоюродному брату эрцгерцогу Фридриху). Произошли и другие изменения в руководстве страны. Наиболее близким советником императора стал начальник его канцелярии А. фон Польцер-Ходиц, с которым Карл сблизился уже давно. На должность министра иностранных дел Австро-Венгрии был назначен граф О. Чернин, который поначалу разделял убежденность императора в необходимости скорейшего заключения мира. Как выяснилось впоследствии, это решение было роковым: Чернин стал своего рода злым гением Карла и Зиты, сыгравшим негативную роль в ходе «аферы Сикстуса». Наконец, Карл дал понять премьер-министрам обеих частей монархии — Э. фон Кёрберу в Австрии и графу И. Тисе в Венгрии, — что он намерен принимать куда более деятельное участие в делах государственного управления, нежели его престарелый предшественник.

Желание сосредоточить в своих руках побольше власти было вызвано не авторитарными склонностями Карла I (их у него, в общем, не было), а отсутствием вокруг него достаточного числа единомышленников и доверенных лиц. Это, в свою очередь, было следствием отстраненности Карла в бытность его наследником от большой политики. В результате даже в самом важном вопросе — о заключении мира — Карл решил опереться не на профессиональных дипломатов, а на собственную семью. Точнее, на семью своей супруги.

Начало мировой войны раскололо многочисленное семейство де Бурбон-Парма, к которому принадлежала императрица Зита. Этим принцам, полиглотам и космополитам, чувствовавшим себя в равной мере дома во Франции, Австрии и Италии, было нелегко встать на ту или иную сторону в разгоревшемся конфликте. Одни члены семьи остались в габсбургской монархии, другие — братья Зиты, принцы Сикстус и Ксавье — сделали выбор в пользу родины предков, Франции. Старый император проявил джентльменство и позволил им выехать через Швейцарию в Париж. Однако во Франции существовал закон, запрещавший членам свергнутых монархических династий служить в армии Французской республики. Тогда Сикстус и Ксавье, использовав родственные связи в бельгийском королевском доме, получили разрешение вступить в качестве офицеров в армию этой страны. Именно братьев Зиты, находившихся по другую стороны линии фронта, решил использовать Карл для налаживания контактов с западными державами — дабы прозондировать возможность заключения мира.

В марте 1917 года братья императрицы тайно прибыли в Вену, где встретились с Карлом и Зитой. Там им было вручено первое письмо императора, формально адресованное Сикстусу, но предназначавшееся для передачи руководителям Франции. В послании, написанном по-французски, в частности, содержалась фраза о готовности императора Карла «использовать все личное влияние на моих союзников, дабы выполнить справедливые французские требования (justes revendications francais) относительно Эльзаса и Лотарингии». В письме также отмечалось, что император согласен, чтобы условия будущего мира включали в себя восстановление независимости Бельгии и Сербии — при обязательстве последней поддерживать добрососедские отношения с габсбургской монархией. Относительно условий мира с Россией Карл не говорил ничего, поскольку письмо было вручено Сикстусу 24 марта 1917 года, когда будущее послереволюционной России оставалось неясным.

Наиболее скандальной в послании Карла была, несомненно, фраза об Эльзасе и Лотарингии. Получалось, что ближайший союзник Германии считает справедливым требование врага этого государства — Франции, одной из главных военных целей которой являлся возврат указанных территорий, утраченных в 1871 г.! Несомненно, Карл действовал неосмотрительно: утечка информации о содержании письма могла бы иметь необратимые последствия для отношений между Австро-Венгрией и Германией. Более того, Карл не заручился однозначной поддержкой своего министра иностранных дел О.Чернина, который знал о контактах монарха с Антантой, но выступал против каких-либо сепаратных мирных соглашений, подчеркивая, что любая договоренность с противником должна быть достигнута только с ведома и при участии Германии.

Между тем первая реакция западных держав на переданное им Сикстусом письмо была обнадеживающей. В отличие от Германии и ее взбалмошного кайзера, ни Австро-Венгрия, ни ее молодой император не вызывали в Париже и Лондоне идиосинкразии. Премьеры Франции и Великобритании А.Бриан и Д.Ллойд Джордж с большим вниманием отнеслись к мирной инициативе Карла I. Однако вскоре ситуация изменилась. Во Франции на смену правительству Бриана пришел кабинет во главе с А.Рибо, настроенным в пользу «войны до победного конца». Кроме того, обе западные державы имели ряд обязательств перед Италией, которой в 1915 г. на тайных переговорах в Лондоне был обещан ряд принадлежавших Австро-Венгрии территорий — в качестве награды за вступление в войну на стороне Антанты. Итальянское правительство категорически отказалось рассматривать какие-либо мирные предложения Австро-Венгрии, не учитывавшие условий Лондонского договора. Карл попытался спасти положение, передав 9 мая через Сикстуса второе письмо, в котором намекал на возможность уступки итальянцам южного Тироля — но Рим остался непреклонен. Несколько новых поездок Сикстуса в Париж и Лондон успеха не имели, и 25 июня 1917 года старший из бурбонских принцев уведомил Карла и Зиту о том, что прекращает свою деятельность в качестве посредника.

К тому времени стало ясно, что Карлу I не удастся убедить своего союзника Вильгельма II и его генералов в необходимости заключить мир. Переговоры, которые в начале апреля 1917 года Карл провел в Германии, показали, что немцы не теряют уверенности в конечной победе. Даже вступление в войну США, спровоцированное объявлением Германией «тотальной подводной войны» в Атлантике, не избавило германское руководство от необоснованного оптимизма. На Карла и особенно его жену, не скрывавшую своих пацифистских взглядов, в германской ставке смотрели как на молодую, неопытную и мало что понимающую в делах войны и политики пару и вовсе не желали прислушиваться к их аргументам. Переговоры в немецком Бад-Хомбурге закончились безрезультатно. Австро-Венгрия продолжала катиться в роли прицепного вагона за немецким локомотивом, на всех парах летевшим к пропасти.

Конец миссии Сикстуса, однако, не означал конца аферы, получившей его имя. Западные державы почти год хранили тактичное молчание о своих контактах с Карлом I. Однако 2 апреля 1918 года министр иностранных дел О.Чернин, выступая перед членами венского магистрата, заявил: «Господин Клемансо… обратился ко мне с вопросом, не согласны ли мы на [мирные] переговоры и если да, то на какой основе. По согласованию с Берлином я немедленно ответил, что согласен и не видим со стороны Франции иных препятствий, кроме требования о [возвращении] Эльзаса-Лотарингии. Из Парижа я получил ответ, что на таких условиях о переговорах речи быть не может». Чернин имел в виду контакты австрийских и французских представителей, которые имели место в Швейцарии во второй половине 1917 года, уже по окончании миссии Сикстуса. Министр допустил невероятный для дипломата промах: без каких-либо причин предал огласке информацию о тайных переговорах, к тому же исказив ее (французский представитель на этих переговорах граф Арман не имел поручений непосредственно от Ж.Клемансо). Все это позволило французскому премьеру через прессу обвинить О.Чернина во лжи, а когда тот продолжал отпираться — в качестве ответного удара обнародовать копию первого из двух писем, отправленных Карлом I западным лидерам через Сикстуса.

Разгорелся колоссальный скандал. Чернин утверждал (ложно), что ничего не знал о письмах Карла, затем, потеряв голову, начал угрожать самоубийством… Императору ничего не оставалось, кроме как отправить в отставку незадачливого министра (который, кстати, и раньше отличался экстравагантным поведением и нервными срывами). Затем Карл неубедительно отмежевался от собственных писем, назвав их фальшивками, и отослал Вильгельму II, разъяренному предательством союзника, пафосную телеграмму: «В момент, когда австро-венгерская артиллерия гремит на Западном фронте вместе с немецкой, думаю, не нужно никаких лишних доказательств того, что я сражаюсь и намерен и далее сражаться за твои провинции (имелись в виду Эльзас и Лотарингия – Я.Ш.) с той же решимостью, с какой защищаю собственную страну». Вряд ли эти заверения звучали убедительно для германского кайзера и его генералов. В глазах же правительств Антанты Карл как потенциальный партнер для мирных переговоров скомпрометировал себя. Не будет преувеличением утверждать: афера сыграла если не решающую, то весьма значительную роль в том, что в западных столицах стало преобладать мнение о необходимости ликвидации дунайской монархии, а политические акции чехословацких и югославянских эмигрантских кругов, добивавшихся именно такого исхода, заметно выросли в цене.

«Персональная дипломатия» Карла I оказалась фатальной ошибкой. Конечно, не будь безответственного поведения графа Чернина, подробности миссии пармских принцев, возможно, стали бы достоянием гласности лишь после войны. Однако, пускаясь в эту авантюру, молодой император изначально рисковал слишком многим. Тексты писем, особенно первого, содержали обещания, которые Карл поспешил дать, еще не получив представления о планах и настроениях западных партнеров. Закулисный характер переговоров и участие в них родственников императрицы крайне отрицательно повлияли на общественное мнение в самой Австро-Венгрии. Зита с ее франко-итальянским происхождением стала восприниматься ура-патриотической частью общественности, особенно австрийских немцев, как агент влияния Антанты в императорском дворце. Искреннее стремление австрийского императора к миру в сочетании с неудачными средствами, избранными им для достижения этой благородной цели, привели Карла к тяжелейшему политическому поражению.

Увы, и внутри страны император следовал тем же путем. Ровно через месяц после вступления Карла I на престол в Будапеште состоялась его коронация в качестве венгерского короля. Тем самым молодой император с легкостью необыкновенной перечеркнул планы покойного дяди: Франц Фердинанд, как уже говорилось выше, намеревался после вступления на трон реорганизовать империю, отбросив принцип дуализма и невзирая на возможное сопротивление венгерской политической элиты. Коронация перечеркивала эти планы, поскольку новый король обязан был присягнуть на верность конституции Венгрии, которая предусматривала нерушимость границ «земель короны св. Стефана» и верность «традиционным свободам венгерского народа». Это означало, во-первых, что национальные меньшинства Венгерского королевства, в совокупности составлявшие к тому времени более половины (!) всего населения страны, могли распрощаться с надеждой на изменение своего статуса и прекращение многолетней политики мадьяризации. Во-вторых, это осложняло демократизацию ультраконсервативной политической системы Венгрии, где власть была до сих пор сосредоточена в руках высшей аристократии.

Великолепный коронационный обряд, состоявшийся в Будапеште 30 декабря 1916 года при огромном скоплении народа и, по мнению большинства наблюдателей, при совершенно искреннем всеобщем ликовании, наверное, не мог не наполнить надеждой сердца Карла и Зиты — двух еще совсем молодых людей, не чуждых возвышенно-романтическим настроениям. Однако с точки зрения политики как «искусства возможного» речь шла о серьезном поражении Карла, причем поражении, которое он потерпел практически без боя, уступив давлению авторитарного венгерского премьер-министра И.Тисы. Решая венгерскую проблему, Карл впервые столкнулся с безвыходной ситуацией, которая была характерна для его правления в целом: не делать ничего, оставить все как есть было опасно, но начинать широкомасштабные реформы в условиях войны, экономического истощения и нарастающих национальных проблем — еще опаснее.

Если в вопросе о Венгрии император решил не форсировать ситуацию, то при решении других проблем внутренней политики он предпочел сделать ряд достаточно рискованных шагов. В мае 1917 года было объявлено о созыве рейхсрата — парламента западной части монархии, не собиравшегося с 1912 года, когда он был распущен из-за столкновений между представителями национальных депутатских клубов, фактически парализовавших работу законодательного органа. Созыв рейхстрата, по мысли Карла I, должен был продемонстрировать добрую волю монарха, его стремление придерживаться закона и дать возможность представителям разных народов свободно обсудить свои проблемы. Однако радикально настроенные депутаты, в первую очередь из числа чехов и южных славян, народов, чувствовавших себя ущемленными, а свои национальные интересы — поставленными под угрозу усилившимся в годы войны пронемецким курсом властей, истолковали этот шаг как проявление слабости, дающее им возможность перейти в контрнаступление.

Атмосфера на заседаниях рейхсрата накалялась. Претензии чехов и югославян, требовавших отмены военно-полевых судов, изменения национальной политики и в перспективе — федерализации империи, наталкивались на яростное противодействие австрийских немцев. Последние, однако, выступали не как лоялисты, а скорее как проводники шовинистического великогерманского курса и сторонники окончательной привязки габсбургской монархии к Германии, вплоть до присоединения к ней населенных немцами австрийских территорий. А этого Карл и его советники опасались ничуть не меньше, чем сепаратизма славян. Дебаты в рейхсрате, о которых активно писала пресса, заметно изменили атмосферу в стране. С одной стороны, общество, и без того уставшее от войны и экономических трудностей, получило дополнительный заряд радикализма, с другой — монарху не удалось добиться главной политической цели, к которой он стремился, созывая рейхсрат: создать в Австрии правительство, которое опиралось бы на парламентское большинство и таким образом обладало бы демократической легитимностью. Раздоры между национальными фракциями в парламенте сделали это невозможным. Новый кабинет Э. Зайдлера был назначен Карлом без поддержки депутатов.

«Императорская перестройка», как удачно назвал начатую Карлом либерализацию чешский историк И. Шедивы, действительно в чем-то напоминает реформы конца 80-х гг. минувшего века в СССР. В обоих случаях высшая власть пыталась реализовать свои благие намерения, не просчитав в достаточной мере возможных последствий этих шагов. Нельзя не отметить также, что между политикой Карла в Венгрии и попытками либерализации в Австрии имелось явное противоречие. В первом случае император-король избрал умеренно консервативный курс, отложив необходимые радикальные реформы до заключения мира, во втором — попытался приступить к преобразованиям, не дожидаясь решения главного вопроса — о мире. Дальнейшим шагом на этом пути явилась объявленная в июле 1917 года амнистия осужденным за политические преступления. На свободу вышли более двух с половиной тысяч человек, в том числе К.Крамарж и другие радикальные чешские деятели, ранее приговоренные к смертной казни. Однако и эта мера не способствовала умиротворению страстей. Между тем в момент вступления Карла I на престол власти, пусть и военно-полицейскими методами, все же еще полностью контролировали ситуацию в стране.

Вопрос о бытии или небытии австро-венгерской монархии теперь напрямую зависел от исхода войны. 1917 год принес Центральным державам как огорчения, так и надежды. С одной стороны, Западный фронт безнадежно увяз в позиционной войне, перевес в которой после вступления в войну США однозначно склонялся на сторону Антанты. С другой стороны, осенью австро-германские войска отбросили итальянскую армию, прорвав ее фронт при Капоретто — поражение, от фатальных последствий которого Италию спасла только военная помощь западных союзников. Еще раньше, в июне-июле, провалилась организованная Временным правительством попытка наступления русской армии на Восточном фронте. Последовавшая вскоре большевистская революция привела к подписанию в марте 1918 года Брестского мира, который стал выдающимся успехом Центрального блока. В Австро-Венгрии, все сильнее страдавшей от нехватки продовольствия, особенно большие надежды возлагались на «хлебный мир» с обретшей независимость Украиной, откуда предполагались крупные поставки зерна. Надеждам этим, однако, не суждено было сбыться — как и многим иным.

В 1918 году императорская чета совершила несколько поездок по стране. По воспоминаниям Зиты, особенно запомнилось посещение Пожоньи (ныне Братислава), где население выражало Карлу и его супруге вполне искреннюю симпатию. Проявления таких чувств, однако, становились все более редкими, особенно после «аферы Сикстуса», подорвавшей престиж императорской четы. Летом захлебнулось австро-венгерское наступление на реке Пьява, с помощью которого в Вене рассчитывали добиться решающего перевеса на Итальянском фронте. В конце июля Карл снова сменил премьера западной части монархии: новым главой кабинета стал профессор-юрист М.фон Хуссарек. Но рокировки на высших правительственных должностях уже не могли ничего изменить, особенно после того, как правительства стран Антанты признали права эмигрантского Чехословацкого национального комитета во главе с Т.Г.Масариком и Э.Бенешем в качестве де-факто союзного правительства, чьи силы (чехословацкие легионы на Западном фронте, в Италии и России) воевали на стороне западных держав против Германии и Австро-Венгрии.

В начале августа 1918 года немцы потерпели решающее поражение на Западе. Начальник германского генштаба Э.фон Людендорф, еще недавно самоуверенно провозглашавший, что шансы Центрального блока на победу велики, признал, что война не может быть выиграна и необходимо искать пути к перемирию. А после того, как в конце сентября вышла из войны Болгария, и армии Антанты, почти не встречая сопротивления, покатились с Балкан к южным границам Австро-Венгрии, стало ясно, что дни дунайской монархии сочтены. Последней безнадежной попыткой спасти империю стал манифест, изданный Карлом I 16 октября. Его название в тогдашних условиях звучало иронически — «Моим верным австрийским народам». В нем провозглашалось, что «Австрия должна стать, в соответствии с желаниями ее народов, государством федеративным, в котором каждая народность образует свое собственное государство на территории, которую населяет… Этот новый порядок, который никоим образом не нарушает целостность земель святой короны Венгерской, должен принести каждому национальному государству самостоятельность; в то же время он будет охранять их общие интересы… К народам, на самоопределении которых будет основана новая империя, обращаюсь Я — дабы участвовали в сем великом деле посредством национальных советов, которые, будучи составлены из депутатов [рейхсрата] от каждого народа, должны представлять интересы оных народов в их отношениях между собой и с Моим правительством. Да выйдет наше Отечество… из военных бурь как союз свободных народов».

Время для подобных шагов, однако, было упущено. Карл уже не мог удержаться на ускользавшем от него троне, зато помог своим манифестом избежать возможного кровопролития. Не подлежит сомнению, что наиболее слабым местом манифеста 16 октября было то, что его действие не распространялось на Венгрию, поскольку Карл, верный данной им королевской присяге, не мог пойти на федерализацию унитарного Венгерского королевства. Даже на краю политической гибели династия оказалась не в состоянии пойти наперекор мадьярским аристократам-консерваторам.

Во второй половине октября 1918 года распад Австро-Венгрии приобрел стихийный, неконтролируемый характер. Как и предусматривал манифест Карла I, власть в отдельных провинциях империи переходила к национальным советам, но о каком-либо подчинении Вене или консультациях с ней они уже не хотели слышать: Антанта сулила куда больше, чем император. 21 октября 210 депутатов рейхсрата из числа австрийских немцев, собравшись в Вене, заявили о намерении создать на населенных немцами землях габсбургской империи государство Немецкая Австрия (Deutsch-Österreich); вопрос о форме государственного устройства и отношениях с Германией был пока оставлен открытым. 28 октября в Праге было объявлено о создании Чехословацкой республики (что означало прямой конфликт с Венгрией, т.к. словацкие земли были ее частью). Днем позже в Загребе Народное вече объявило о создании «Государства словенцев, хорватов и сербов» на населенных этими народами территориях дунайской монархии. 31 октября грянула революция в Венгрии, к власти пришло левое правительство во главе с «красным графом» М.Карои, надеявшееся (как оказалось, напрасно) договориться с Антантой о сохранении исторических границ венгерского государства. В ходе беспорядков солдатами-мародерами был убит бывший венгерский премьер, «железный» И.Тиса. 1 ноября во Львове, занятом украинскими повстанческими частями (на самом деле захват власти был проведен воинскими частями с преимущественно украинским составом из числа частей гарнизона Львова. В городе также квартировались и «польские» части), была провозглашена Западноукраинская народная республика (ЗУНР), предъявившая претензии на восточную часть Галиции, Буковину и Закарпатье. Несколькими днями позже в Варшаву из немецкого заключения вернулся вождь польского национального движения Ю.Пилсудский, провозглашенный 10 ноября главой независимой Польши, в состав которой из земель, принадлежавших Габсбургам, вошли Краков и Галиция.

Все это время в Вене формально существовало императорское правительство (последним его главой стал профессор Г.Ламмаш), а в Шёнбрунне оставался глава уже фактически не существующего государства. От имени этого государства 3 ноября было заключено перемирие с Антантой. Между тем новые национальные правительства отзывали «свои» подразделения императорской и королевской армии с фронта, в результате чего в прифронтовых областях возник хаос. Тем не менее часть воинских соединений Итальянского фронта еще в первой половине ноября сохраняла лояльность и управляемость, и их командующий фельдмаршал С.Бороевич по телеграфу обратился к императору с предложением перебросить эти войска в Вену для восстановления там порядка. Карл I, резонно опасавшийся, что такой шаг мог бы привести к началу в Австрии гражданской войны, отказался. Это было важное решение, весьма характерное для Карла: добиваясь мира с внешними противниками, он ни в коем случае не хотел войны и с противниками внутренними. Власть не представляла для него абсолютной ценности, во имя которой стоило проливать кровь. Будучи глубоко верующим человеком, Карл не собирался отказываться от исполнения монаршего долга, который, согласно его мировоззрению, был возложен на него Богом, однако не считал насилие по отношению к подданным составной частью этого долга. Монархия имела смысл лишь до тех пор, пока народы желали ее сохранения. Карл I верил, что наступившая смута — лишь временное явление, и, переболев национализмом, «его» народы поймут преимущества совместного существования под скипетром древней династии.

Фактически низложенный, но формально не отрекшийся монарх был для новых властей серьезной политической проблемой. 10 ноября после переговоров премьер-министра Ламмаша с властями Немецкой Австрии стало ясно, что на предстоящем голосовании по вопросу о будущем государственном устройстве большинство депутатов выскажется в пользу республики. Социал-демократы и часть националистов потребовали отречения Карла I. На следующий день Г.Ламмаш и министр внутренних дел Ф.Гайер приехали в Шёнбрунн. Прочитав проект манифеста, предложенного ему министрами, император воскликнул: «Но это же отречение!». Ламмаш, Гайер и секретарь императора К.Веркман убеждали его в том, что разработанный ими документ предполагает отказ Карла не от короны, а от участия в государственных делах, что оставляло Габсбургам возможность вернуться на трон в будущем, когда обстановка станет более благоприятной. После продолжительных бурных дебатов с участием Зиты, призывавшей мужа не отрекаться, Карл подписал-таки манифест, в котором говорилось: «С момента вступления на трон Я неустанно пытался избавить свои народы от бед войны, в начале которой нет Моей вины. Не колеблясь, Я восстановил конституционный порядок и открыл всем народам путь к самостоятельному развитию. Руководствуясь, как и прежде, неизменной любовью ко всем Моим народам, не желаю, дабы Моя особа служила препятствием на пути их свободного развития. Заранее признаю решение, которое примет Немецкая Австрия о своем будущем государственном устройстве. Народ посредством своих представителей взял власть в собственные руки. В связи с этим Я отказываюсь от участия в государственных делах в какой-либо форме, одновременно освобождая от обязанностей назначенное Мною австрийское правительство. Пусть народ Немецкой Австрии создаст новый [государственный] порядок и объединится вокруг него. Счастье Моих народов всегда было Моим самым горячим желанием. Только внутренний мир способен залечить раны, нанесенные войной. Карл. Вена, 11 ноября 1918 года».

Несколько дней спустя переговоры Карла с венгерской правительственной делегацией также завершились подписанием подобного документа. С юридической точки зрения отказ от участия в государственных делах не был равнозначен отказу от титула и полномочий монарха. Последний Габсбург «лишь» приостановил исполнение этих полномочий — но, несомненно, рассчитывал вернуться к власти. Эта надежда не покидала его и после того, как 23 марта 1919 года по настоянию австрийского республиканского правительства и с согласия держав Антанты императорская семья была вынуждена покинуть родину и перебраться в Швейцарию. Карл Первый и Последний ни на минуту не допускал мысли о том, что многовековое царствование династии Габсбургов кончилось навсегда, а он сам, 32-летний молодой человек — уже не более чем часть европейской истории.

Несмотря на непростое положение, в котором оказалась императорская семья в изгнании (большая часть имущества Габсбургов была конфискована новыми властями, а некоторые драгоценности, вывезенные Карлом и Зитой, похитил мошенник, которому они доверились), Карл внимательно следил за происходящим в странах-преемницах Австро-Венгрии и постепенно установил сеть контактов со сторонниками монархии. Он размышлял над будущим Центральной Европы, и сохранившиеся заметки императора содержат прозорливые выводы о перспективах региона — выводы, правоту которых, увы, подтвердили события 30-х – 40-х гг.: «…Малые государства, возникшие в результате нашей катастрофы, политически и экономически вредны для Европы. Они являются источниками постоянных внутри- и внешнеполитических проблем. Во внешней политике — во-первых, потому, что конфликтуют друг с другом, а во-вторых, потому, что если нынешняя политика будет продолжена, они рано или поздно упадут в объятия Великогермании (Grossdeutschland). Причины, по которым отношения между этими государствами плохи, нетрудно понять: [историческая] Венгрия была разделена между румынами, чехами и сербами… Австрия была разделена, и многие ее немецкоязычные регионы отошли соседям. Маленькие “победители” нетерпеливо ожидают возможности окончательно свести счеты с маленькими “проигравшими”; те же, в свою очередь, ждут, когда “победители” ослабеют настолько, чтобы отобрать у них хотя бы часть их добычи… И над всем этим хаосом встает угрожающий призрак Великопруссии (Grosspreussen)».

Особое внимание Карла привлекала Венгрия. Во-первых, в этой стране, потерявшей в результате Трианонского мира более 70% территории, была особенно сильна ностальгия по габсбургским временам. Во-вторых, в Венгрии Карл IV формально оставался королем: после победы контрреволюционных сил в гражданской войне 1919 г. страна была вновь провозглашена королевством, а исполнение обязанностей главы государства в ранге регента было — на время пребывания монарха за пределами Венгрии — возложено на адмирала М.Хорти, бывшего командующего австро-венгерским флотом. Хорти и Карл вступили в переписку, в которой адмирал заверял короля в лояльности и утверждал, что лишь ожидает подходящего момента для передачи власти. По мнению Карла, такой момент настал весной 1921 года, когда он через своего эмиссара во Франции получил устные заверения А.Бриана, вновь ставшего главой французского правительства, в том, что в случае возвращения Габсбурга на венгерский трон Франция не предпримет против него враждебных действий и окажет соответствующее влияние на Великобританию. Бриан не рисковал ничем: в случае успеха Карла он приобретал важного союзника в Центральной Европе, а в случае неудачи — мог не бояться компрометации, т.к. никаких письменных доказательств контактов между ним и Карлом не существовало.

25 марта 1921 года Карл тайно, с документами на чужое имя, через Францию, Германию и Австрию отправился в Венгрию. Поездка была организована настолько дилетантски, что удивительно, как Габсбургу удалось избежать задержания по пути. Тем не менее 27 марта король Карл IV был в Будапеште — сам, без сопровождения своих сторонников, которых в тот момент в венгерской армии и политических кругах было немало и на которых он мог бы опереться. Но не стал, наивно надеясь на то, что Хорти, как и обещал, добровольно уступит власть законному монарху. Дальнейшее, по воспоминаниям самого Карла, выглядело так: «Хорти вышел мне навстречу с растерянным выражением лица. В своем (ранее моем) кабинете он сразу же сказал мне: “Это катастрофа, Вашему Величеству следует немедленно вернуться обратно в Швейцарию!”. Я дружески объяснил ему, что ни о чем подобном не может быть и речи, поскольку своим отъездом я сжег за собой мосты. Последовала дискуссия, продолжавшаяся более двух часов, в результате которой я, не располагавший, в отличие от моего оппонента, никакой вооруженной поддержкой, несмотря на все отчаянные усилия, вынужден был уступить в высшей степени предательскому и низменному властолюбию Хорти… В соглашении, к которому мы пришли к концу нашего разговора, я видел признак того, что регент все же склоняется к идее реставрации… Однако я утратил эту надежду после того, как узнал, что еще в тот же день он пригласил к себе представителей держав Антанты и сообщил им обо всем, о чем был обязан молчать» (имелась в виду информация об обещаниях А.Бриана, которую Карл сообщил Хорти во время их разговора).

В мемуарах адмирала М.Хорти акценты, естественно, расставлены по-другому. Хорти утверждает, что предложил Карлу связаться с Брианом через дипломатического представителя Франции в Будапеште и заявил, что в случае подтверждения французских гарантий готов немедленно передать власть королю. Это, несомненно, была уловка: посулы премьера Франции потому и давались в устной форме, что не предназначались к огласке. Как только Хорти — после отъезда Карла и без его ведома — сообщил дипломатам Антанты о появлении короля и своем разговоре с ним, последовала та реакция, которой и следовало ожидать и на которую, очевидно, рассчитывал Хорти: опровержение Парижем слов Карла и дружное предостережение западных правительств (а также Чехословакии, Румынии и Югославии) против попыток реставрации Габсбургов на венгерском престоле.

«Я должен отметить, — пишет Хорти, — что прежде чем мы расстались, Его Величество выразил мне свою глубокую признательность и наградил меня Большим крестом ордена Марии Терезии, кроме того, произведя меня в герцоги… Должен также отметить, что впоследствии я никогда не носил этой награды и не пользовался герцогским титулом. Жест Его Величества, тем не менее, лучше всяких слов говорит о том, что он был уверен в моей доброй воле и что мое поведение было обусловлено осознанием моей ответственности и долга». Читая эти строки, трудно избавиться от ощущения, что старый адмирал (Хорти писал мемуары в 50-е гг., живя в португальском изгнании) пытался оправдаться перед собой, общественностью и перед давно умершим соперником-королем за собственное не слишком красивое поведение. В то же время, учитывая тогдашнюю ситуацию в Венгрии и вокруг нее, нельзя не признать, что в отказе Хорти вернуть власть Карлу IV была своя логика. Судя по всему, человеческая правда в тот момент была на стороне короля, политическая же — на стороне регента.

Разочаровавшись в Хорти, Карл несколько месяцев спустя, в октябре 1921 года, предпринял новую попытку вернуть себе венгерский престол. Это был первый и последний раз, когда в борьбе за власть он прибегнул к военной силе. Прибыв в Венгрию в сопровождении беременной супруги на аэроплане, который едва не потерпел аварию над Германией (авантюристический дух был еще более характерен для второй попытки реставрации, чем для первой), Карл выступил на Будапешт во главе нескольких воинских частей, давших ему присягу. Поначалу ситуация складывалась благоприятно для короля: его войска, почти не встречая сопротивления, подошли к окраинам столицы. Однако регенту Хорти удалось мобилизовать часть армейских подразделений и вооруженное ополчение — в том числе и благодаря намеренно распространяемым слухам, что на Будапешт якобы наступают чехословацкие войска. Роковую роль сыграл и генерал Хегедюш, который был поставлен Карлом во главе верных ему войск, но в решающий момент перешел на сторону хортистов. Самому Карлу не хватило решимости для проведения боевой операции, в которой у легитимистов были шансы на успех: вновь не желая излишнего кровопролития, король согласился на переговоры и попал в ловушку. Хортисты нарушили заключенное перемирие и перешли в контратаку. Карл отдал приказ прекратить сопротивление. Вторая и последняя попытка реставрации закончилась крахом.

Западные лидеры, не исключая и А.Бриана, немедленно отмежевались от Карла и выразили поддержку М.Хорти. Впрочем, даже в случае победы шансы Карла сохранить за собой трон, очевидно, были не слишком велики: очень уж негативной могла быть реакция на реставрацию Габсбургов со стороны соседей Венгрии, держав «малой Антанты», а равно и стоявшей за ними Антанты «большой».

По решению западных держав Карл Габсбург и его семья были отправлены на португальский остров Мадейра. Низложенный император с супругой прибыли туда 19 ноября 1921 года. Вскоре к ним присоединились их дети, доставленные из Швейцарии. Здоровье Карла, от природы не слишком крепкое, было к тому времени подорвано лишениями и стрессами последних лет. К тому же многочисленное семейство, страдавшее от недостатка средств (Антанта и не подумала позаботиться о своих пленниках), поселилось в крайне неудобной вилле, которая была предоставлена Карлу одним из местных жителей и находилась на высоте нескольких сот метров над уровнем моря. Летом там было приятно, но в холодное время года обитатели дома страдали от холода и сырости. Графиня Меннсдорф, входившая в немногочисленную свиту низложенного монарха и его супруги, писала: «Если бы только найти кого-то, кто имел бы достаточное влияние у Антанты, дабы императору дали возможность нанять нормальную виллу… Я в отчаянии… Не могу допустить, чтобы эти невинные люди долго жили в настолько неподходящих условиях. Нужно протестовать… На стенах нашей домашней часовни то и дело образуется плесень. В комнатах вообще нельзя было бы находиться, если бы все время не топились камины. Мы все, конечно, пытаемся как-то справиться с трудностями, но временами приходим в отчание. Только терпение, с которым император и императрица все это переносят, придает энергии и воли...».

9 марта 1922 года Карл отправился пешком в город Фуншал, чтобы купить игрушки для одного из сыновей — Карла Людвига, которому на следующий день исполнялось 4 года. Было тепло, и император не стал надевать плащ. Однако на обратном пути погода испортилась, и Карл сильно простудился. 21 марта лечивший его доктор Монтейро обнаружил симптомы воспаления легких. Поскольку Карл страдал врожденным пороком сердца, положение было особенно опасным. Состояние больного быстро ухудшалось. Методы лечения, применявшиеся в те годы, до начала массового применения антибиотиков, скорее приносили больному дополнительные мучения, нежели помогали. Состояние больного быстро ухудшалось. В бреду он узнавал только жену и несколько раз произнес, обращаясь к ней: «Почему нас не пускают домой? Я хочу уехать с тобой домой…». По воспоминаниям Зиты, в последние часы перед смертью Карл вновь пришел в себя и долго молился, прося Бога не оставить в беде его супругу и детей. Последний ребенок, Елизавета, появится на свет уже после смерти отца, наступившей в 12 часов 23 минуты 1 апреля 1922 года. Карл I похоронен на Мадейре, в церкви Носса Сеньора ду Монте. Позднее в Капуцинской гробнице в Вене, месте захоронения большинства Габсбургов, был установлен его мраморный бюст.

Ровно через 6 лет после смерти Карла, в первый апрельский день 1928 года, в венской церкви св. Михаила была открыта мемориальная доска в честь последнего императора. На небольшой бронзовой табличке значатся слова: «Искал мира и нашел его в Боге». Вероятно, это лучшая эпитафия Карлу Последнему — человеку, который наверняка был бы весьма неплохим правителем в спокойные, мирные годы, но чьи лучшие качества — порядочность, набожность, искренность и миролюбие – оказались не востребованными эпохой, в которую ему довелось жить и править. Карл I не был выдающимся политиком в том смысле, в каком обычно принято трактовать политическое мастерство — в умении добиваться реализации своих интересов даже в весьма затруднительных обстоятельствах. Карл олицетворяет другой, все реже встречающийся тип государственного деятеля — такого, который, по словам его сына Отто фон Габсбурга, «воспринимает свои политические задачи как миссию» и испытывает «чувство ответственности перед Богом». Это чувство было для последнего монарха Австро-Венгрии источником духовной силы и позволяло ему до конца бороться за идею европейского единства и мира — идею, в значительной мере реализованную сейчас, спустя много десятилетий после смерти Карла I.

Опубликовано в «Личном журнале» Ярослава Шимова: http://f-f.livejournal.com/29231.html, http://f-f.livejournal.com/29665.html и http://f-f.livejournal.com/29725.html